Лом поднялся, вещички сгреб в охапку и швырнул с балкона.
– Повезло кому-то, – вздохнула Танька. – Полторы тыщи баксов.
– Псих, – рявкнула я. Лом пнул ногой мой стул, и я тут же пристроилась в уголке, разбив при этом губу о столешницу.
– Ты что ж делаешь, гад? – поднялась Танька. – Ты что мне обещал? Ты какие клятвы давал? Отпинал раз – и хватит, зверюга окаянная…
– Еще раз встрянешь, и ты получишь, – заверил Лом и коньячку выпил.
– Дурак, – покачала головой Танька, помогая мне подняться. – Сваляла баба дурака, не того выбрала. Был бы умный – простил, по-доброму всегда лучше.
– Топай отсюда! – заревел Лом. – Загостилась.
– Видишь, что выделывает? – пожаловалась я, размазывая слезы.
– Проявляй гибкость, – посоветовала Танька и отбыла восвояси. Ей хорошо говорить…
Лом устроился возле телевизора. Я помыла посуду и заглянула к нему.
– Генка, можно я на диване лягу?
– Можно в спальне, – усмехнулся он.
– Ты драться будешь.
– А это уж как услужишь.
– Пошел ты к черту… – разозлилась я.
– Тогда на выбор: кухня или вон прихожая, можешь коврик взять и лечь у двери.
– Чтоб ты подох, скотина! – от души пожелала я.
Держалась я неделю, потом пришла в спальню. Лом довольно ухмыльнулся:
– Никак надумала, Ладушка?
– Пообещай, что драться не будешь!
– Еще чего…
Мое водворение в спальне закончилось плачевно, я заработала синяк под глазом, огрела Лома настольной лампой и остаток ночи провела на балконе. Но в этот раз не ревела, а, поглядывая на проспект, ухмылялась. Танькины слова возымели действие, все чаще появлялась мысль: неужто я и вправду этого дурака не облапошу? Ладно, гад, ты у меня будешь на задних лапах ходить и хвостом вилять.
Утром позвонила Танька.
– Чего надумала, подруга?
– С души воротит от его мерзкой рожи, – сказала я.
– Ничего, привыкнешь. Еще как понравится… О делах не заговаривал?
– Нет.
– Вот это плохо. Святов у него сейчас первый советчик. Тянет одеяло на себя. Оглянуться не успеем, как вожди сменятся. Ладка, шевели мозгами…
– Да пошла ты… – рявкнула я и бросила трубку.
Вдруг мне стало обидно. Лом проявлял стойкое нежелание прощать измену. Его желания беспокоили меня мало, но ходить с синяками и торчать на балконе изрядно надоело. В общем, пора что-то придумать.
Я включила магнитофон, немного послушала музыку и составила план. Первое, что необходимо сделать: дать этому придурку возможность меня пожалеть. Лучше всего больной прикинуться. Но он хоть и дурак, но хитер и недоверчив, болезнь должна выглядеть натурально. Погода стояла холодная, я вышла на балкон и ненадолго там прилегла. Я зябкая и простуду подхватила сразу, к вечеру поднялась температура. Однако старалась я зря – мой голубок явился под утро, сильно навеселе и моего плачевного состояния попросту не заметил.
Утром я выглядела умирающей. Лом собрался за десять минут и ушел, а ночевать и вовсе не явился. С лежанием на балконе я перестаралась, заболела по-настоящему. Прождав любимого весь следующий день, я разозлилась и вызвала такси, с намерением ехать к Таньке.
Водитель глаза вытаращил, завидев меня босой и в Ломовой рубашке. Я продемонстрировала затекший глаз и пояснила:
– Муж избил. Отвезите к подруге…
– Суров мужик, – заметил дядька. – Чем допекла?
– Сказать забыл…
Дядька оказался человеком добрым и к Таньке отвез. Та только покачала головой, уложила в постель и начала проявлять заботу. Молчать она не умеет, оттого вместе с заботой на меня обрушился поток дельных советов и предложений. Голова у меня начала пухнуть и вроде бы даже треснула.
– Не могла бы ты заткнуться, дорогая? – ласково спросила я.
Танька нахмурилась, обиженно засопела, но умолкла. А я блаженно закрыла глаза.
В первом часу ночи явился Лом.
