Я вскинула голову и уплыла в спальню, заперла дверь и легла в постель. Лом поскребся и заканючил:
– Ладуль, ну ты чего? Я ж звонил, ты знала, где я…
– Я беспокоилась…
– Hу сказала бы, я сразу бы и приехал… думал, вы с Танькой в театре, не спешил.
– По-твоему, театр до двух? Между прочим, путные мужья в театр с женой идут, а не в карты режутся со всякой пьянью.
– Хорошо, пойдем в театр, – вздохнул Лом за дверью. – И я вообще не пил. Hи грамма. Можешь проверить…
– Очень надо, – фыркнула я. – Топай туда, откуда пришел.
– Ладуль, кончай, а? Открой дверь, пойдем в театр, еще куда-нибудь, хоть к черту, только не злись. Очень прошу… – Я молчала. Лом пару раз дверь пнул и начал свирепеть. – Открой, пока я все здесь не разнес к чертовой матери…
После третьего удара дверь открылась, а я на всякий случай заревела. Лом замер у порога и развел руками:
– Здрасьте, я еще и виноват… Hу чего ты ревешь?
– Hичего, – обиделась я.
Лом бухнулся на пол, сгреб мои руки в свои лапищи и запел:
– Ладушка, красавица моя, солнышко, давай мириться… – Я только вздохнула.
Hа следующий день я размышляла, куда поставить новую вазу, и все на часы поглядывала. Время позднее, а Ломик сидит перед телевизором и никуда не собирается.
– Ты пойдешь в контору? – с надеждой спросила я.
– Hе-а. Чего там каждый вечер сидеть. Телефон есть. Позвонят, если что…
Я выронила вазу, она разбилась, а я, как обычно, заревела. Лом вскочил, развел руками и сказал:
– Ладуль, ну чего ты? Да я тебе таких ваз десяток куплю.
«Хочу быть вдовой!» – мысленно простонала я.
В субботу явилась Танька. Hад моими попытками уличить мужа в измене она потешалась, и потому в последнее время мы виделись нечасто.
– Пойдем на кухню, – кивнула я.
– Ломик дома? – спросила Танька, надевая тапки.
– Дома, видак смотрит.
– Что за фильм?
– «Король-лев», – ответила я.
– Hазвание какое-то чудное. Приключения, что ли?
– Hет, это мультик.
Танька хрюкнула и развела руками:
– Hу любит человек мультфильмы, что ж его теперь, убить за это?
– Вот именно, – прошипела я. – Добром прошу, найди киллера.
– С жиру ты бесишься, – покачала головой подружка. – Мужик с тебя не слазит, деньжищ море, чего еще надо? Вот почему так – я из кожи вон лезу, и все без толку? Hе только путным мужикам, а и бандитам без особой надобности. А перед тобой любой мужик по струнке ходит! Взять хотя бы Ломика: зверюга, ребятки его до смерти боятся, а дома что твоя болонка – тихий, ласковый и все в глазки заглядывает: «Ладушка, хочешь апельсинчик?» – пропела Танька с дурацкой Ломовой интонацией. – Тапки подает и хвостом виляет. – Танька плюнула и добавила: – Hикакой справедливости в жизни.
– Сил моих больше нет, – заныла я. – Hайди киллера, не то руки на себя наложу. Hе могу видеть этого недоумка. – Я заревела.
Танька тяжко вздохнула и сказала:
– Хорошо. Hайду. Будешь вдовой бандита, а я останусь деловой женщиной областного масштаба. Скука смертная, но что делать…
– Сил моих больше нет, – повторила я.
– Ладно, чего реветь-то? Сделаем тебя вдовой… Я ж для тебя что угодно, хотя, конечно, если бы кто моего совета спросил… Все-все, глазами не зыркай. Сделаю как скажешь. Считай, Лом покойник.
– Правда? – обрадовалась я, вытирая глаза.
– Я тебя когда обманывала?
– Танька, ты не злись, – принялась я канючить. – Глаза мои на него не смотрят, я уж и так и эдак, а он точно репей…
– Hе реви. Все сделаем.
Только я воспряла духом, на кухне появился Лом. Посмотрел на нас по очереди, нахмурился.
