поспрашивать?
– Не надо, – заволновалась я.
Парни вздохнули и выпили по маленькой. Нам с Груней надоело на них таращить глаза, и мы легли спать. Только я задремала, как Витька вдруг поднялся и заявил:
– А папа дело сказал. Непорядок получается. В самом деле надо уравнять. Ряха, потопали…
– Вы куда? – всполошилась Груня.
– В общем, так, – весело сказал Витька, – мы на разведку. А вы у Земфиры ждите. И без базаров.
Не успели мы понять, что происходит, а парни уже выскочили за дверь.
– Вот придурки, – в сердцах сказала Груня.
Спать расхотелось, мы немного помучились и пошли к Земфире. Само собой, она тоже кинулась к нам с расспросами. Легли мы ближе к полудню. Обед нас ждал царский, и мы малость отвлеклись от беспокойных мыслей, но потом стало даже хуже. Время шло, а ребята не возвращались. Впору было отправляться на их поиски.
К вечеру нам сделалось вовсе невмоготу. Чтобы хоть немного развеяться, включили телевизор. Земфира всегда смотрела местные новости, не отказалась она от этой привычки и сегодня. В конце выпуска новостей пошла криминальная хроника. На экране горит какая-то красивая машина, а приятный женский голос за кадром сообщает:
– Сегодня в 17.50 в своей машине, в которую, видимо, было заложено взрывное устройство, погиб известный криминальный авторитет Шанцев по кличке Бритый.
Груня прижала руки к груди и ахнула:
– Вот придурки.
– Чего? – испугалась я. А она ткнула пальцем в телевизор и добавила:
– Так ведь уравняли…
Витька с Ряхой появились через час и прямо с порога заявили:
– Папули в дворницкой нет. И Михалыча. Наверное, в народ пошли. Посоветоваться с папой надо. Дело сделали, а дальше что?
– Сумасшедший дом по тебе плачет, – сказала я, а Земфира кинулась кормить гостей.
Не успели мы сесть за стол, как хлопнула дверь, раздались шаги и в кухню вошел папуля. Совершенно трезвый, причем свеж и бодр, будто и не блуждал в астрале целую неделю. Волосы заплетены в косу, бородка подстрижена, линялые джинсы и балахон необыкновенно его молодили.
– Любимый, – ахнула Земфира.
Папа поцеловал ее и приветливо сказал:
– Здравствуйте, молодые люди. Васена, это твои друзья? Очень мило, что вы к нам заглянули.
Я приоткрыла рот от изумления, а Витька так обрадовался папиному приходу, что даже покраснел. Потом встал из-за стола и сказал, немного волнуясь:
– Мы тут вас, Анатолий Васильевич, дожидаемся. Дело сделали, вот хотели спросить, чего дальше?
Папа поднял бровь, но удивляться не стал, присел к столу, все еще улыбаясь, и заявил:
– Внимательно вас слушаю, молодой человек. Всегда рад помочь советом и вообще… горжусь, что у моей Василисы такие осмотрительные друзья.
Зря папа гордился, мог бы подождать. Ну, Витька ему и выдал. Всю нашу историю. Пояснил толково: мол, было ваше указание и мы его выполнили, и последующие указания тоже, а теперь извечный вопрос: «Что делать дальше?»
Все-таки папа у меня гений: другой бы со стула свалился, а мой только сделался зеленым и ненадолго прикрыл глаза. Потом вскочил и рявкнул:
– Немедленно из города! Сию минуту к маме, в калмыцкие степи, там вас никто не найдет.
– Может, мы чего не так… недопоняли? – испугался Витька. – А в степи нам никак нельзя, у нас всего двести баксов на всех. Правда, у Груни есть еще, но это для кота, и она их не даст. А кот один жрет за пятерых, уж можете мне поверить, на червонец баксов в день за милую душу…
Папа положил руку на сердце и сделался синим.
– Деньги будут, – с трудом придя в себя, заверил он. – Я тебе сколько раз повторял, Василиса, что ты богатая невеста. Конечно, я планировал… но раз такое дело… Поедете через Москву, я вам дам адрес одного коллекционера, а сам с ним по телефону свяжусь. Он заплатит хорошие деньги, давно мне покоя не дает…
– Папуль, если ты про Филонова, – кашлянула я, – так он в ментовке. Его Сверчок стырил, и картина теперь… вещественное доказательство.
– Как плохо ты знаешь своего отца, – покачал головой родитель и пошел в гостиную, а мы потрусили следом.
Папа снял со стены одну из своих картин, вынул ее из рамы, а потом содрал холст, под которым оказался еще один.
– Вот он, Филонов, – прошептал он с умилением, и на глазах его выступили слезы.
Я полезла папе под руку, чтоб взглянуть на картину, и в душу вновь закрались сомнения. Сказать по правде, этот Филонов был ничуть не лучше папиного. Но высказывать крамольные мысли я поостереглась и с признательностью шепнула: