– Ты опять за свое? Ведь я же, кажется, просила тебя не употреблять подобных выражений. Юра, ты уже в том возрасте, когда пора быть респектабельным человеком. Тебе надо всерьез заняться своей речью.
– Со следующей недели начну ходить в бассейн и к логопеду. Лады?
– К логопеду надо Георгию, но он опоздал. Извини, но твоему брату никогда не удастся стать респектабельным. Конечно, родню не выбирают…
– Лика, зачем мы сюда пришли, по-твоему? – изловчился вставить фразу Юрик.
– Что значит зачем? – удивилась я. – Разумеется, чтобы увидеть твою квартиру. Должна же я знать… Не смотри так на меня. И убери руки! Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь. Все мужчины одинаковы. Сегодня ты согласен на что угодно, а стоит мне уступить, ты завтра же передумаешь жениться.
– Я и не собирался, – проворчал он.
– Это мы посмотрим. Кстати, почему бы твоей бывшей супруге не переехать в эту квартиру? Три комнаты на двоих довольно прилично. И она, надеюсь, вполне способна подняться на четвертый этаж без лифта.
Юрику больше ничего не хотелось. Он смотрел в чашку с холодным кофе и томился. Еще через несколько минут я предположила:
– Серафима, наверное, дома с ума сходит.
Юрик с готовностью поднялся:
– Сейчас позвоню Пашке.
– Ты меня не проводишь? – округлила я глаза.
– А что я собираюсь сделать? Отвезти тебя домой.
Юрик позвонил, и мы торопливо покинули жилище Каткова-старшего.
– Боже мой, какая ночь, – сказала я, задрав голову.
Юрик насторожился:
– Пешком не пойду.
– Ненавижу, когда ты вредничаешь. Только подумай, как чудесно пройтись…
– Шесть троллейбусных остановок?
– Что такое шесть остановок? Нам идти по жизни рядом еще лет тридцать.
– Я столько не проживу.
– Перестань меня злить.
– Солнышко, а когда у тебя отпуск кончается?
– В конце сентября. Но ты не беспокойся, я уже предприняла кое-какие шаги. Думаю, меня охотно возьмут в ваш театр. Ты как будто не рад?
– Брось, просто счастлив.
Тут мы заметили Пашку: он мчался со всех ног, на ходу застегивая рубашку.
Юрик завистливо вздохнул и сказал:
– Поезжай за нами, мы пешком.
– Когда ты хочешь, можешь быть таким милым, – прошептала я, прижимаясь к нему.
Мы вошли в арку, когда прогремел взрыв. Я взвизгнула, а Юрик рявкнул:
– Твою мать…
В том месте, где минуту назад стоял белоснежный «БМВ», к небу поднимался огненный столб.
– Твою мать… – повторил Юрик и еще присовокупил парочку выражений. Я стала медленно оседать на землю. Он поднял меня, встряхнул и прислонил к стене. – Ну что за дерьмо, а? Тачке два месяца, нулевую взял. Это ж какие бабки…
– А где Паша? – проблеяла я.
– Сгорел Паша. Кто это мог сделать, если не твой Циркач?
– Дурак он, что ли? А вдруг, правда, дурак? Ведь я могла в машину сесть. Боже ты мой… – Я опять начала оседать на землю.
Юрик обнял меня и глубоко задумался. Конечно, подозревать меня было глупо, он это быстро сообразил и стал взирать почти что с благодарностью. Потому что, если бы не мое упрямство, Юрик вознесся к небесам рука об руку с Пашей. Я же тщетно пыталась понять: что это, черт возьми, творится? Так ничего не поняв, жалобно спросила:
– Что будем делать?
Юрик не успел ответить. Во дворе показалась пожарная, а следом и милицейская машина. Как видно, кто-то из жильцов дома успел позвонить.
Я тяжело вздохнула. Через полчаса так же тяжело вздыхал милиционер. И было отчего: где труп, там и я. Что за напасть. Милиционер стал смотреть пронзительно, а в голосе зазвучал металл. В общем, меня, кажется, подозревали во всех смертных грехах. Я здорово разозлилась и позволила себе несколько замечаний в адрес правоохранительных органов. В ответ мне прозрачно намекнули, что, если не прекращу
