даче не входило в планы Юрика. Оставаться в лесу дольше было нельзя. Я сделала все, что могла.
Через полчаса мы въезжали в Красное.
– Юра, – подала голос Серафима. – Надо как-то поаккуратней. Машину заметят…
– Ерунда. Стекла тонированные, скажу, мужики водку привозили.
Тут я увидела особняк. Буйный полет фантазии с некоторой помпезностью. Мы подъехали к задним воротам. Они были распахнуты настежь.
– Торжественный прием, – хохотнул Юрик. Однако двор был пуст. Катка-старшего это не смутило. Он загнал машину в гараж. Мы жались рядом, тревожно переглядываясь. Вместе вошли в дом. – Жорка! – крикнул Каток.
В гостиной был сервирован стол: коньяк, лимон дольками, всякая снедь на тарелках. Четыре рюмки, только из одной пили. Юрик подошел, взглянул на все это, покачал головой. Потом крикнул на весь дом:
– Жорка!.. Вот сукин сын…
– Может, ушел куда? – предположила Серафима.
– С него станется… придурок. – Юрик прошелся по дому. – Машина здесь, а его черти где-то носят. – Он плюхнулся в кресло. Теперь стало заметно, какой усталый у него вид. Катков-старший выпил рюмку коньяку и закусил колбаской. Серафима последовала его примеру.
– Куда он делся? – не выдержал Юрик.
– Пока время есть, давай обо всем договоримся, – заискивающе предложила Серафима. – За ложные показания срок положен, так что я хочу, чтоб все было без сучка и задоринки. Менты не любят, когда в показаниях путаются… Значит, мы сегодня встретились в девять утра, решив отдохнуть на даче. Где встретились, как договорились, ты звонил или я?
– Отвяжись…
– Мне что. Твое алиби… Сосредоточься, Юра.
Я лежала на диване, бледная и полуживая, всем своим видом давая понять, что минут через двадцать тихо скончаюсь. И слушала, как Серафима бойко шлепает алиби моему врагу. Они вроде бы обо всем договорились.
– Нельзя утверждать, что мы здесь безвылазно сидели до утра, – решив подождать с похоронами, подала я голос. – Георгия где-то носит, и кто-то его обязательно увидит. Тому, кто врет по пустякам, в большом не поверят.
– Тогда так, – кивнула Серафима, – скажем, мы уехали вечером… Юра, не помнишь, во сколько ты из машины звонил?
– В седьмом часу.
– Ну вот, скажем, что мы уехали отсюда в шесть, а вы остались. Циркач… умер в половине шестого. Дураку ясно, что если ты в шесть был еще здесь, то не мог в пять тридцать быть там. Выглядит все натурально: утром приехали, отдохнули, а к вечеру домой… мне ведь на работу…
– Да где его черти носят? – рявкнул Юрик и стал звонить.
– Может, к нему приехали по срочному делу? – не унималась Серафима.
– Ни одна живая душа не знает, что он здесь… Придурок, какую-нибудь глупость затеял…
Звонки ничего не дали. Серафима стала испуганно ерзать в кресле.
– Юра, может, уехать нам, а? Племяшка как привидение – в гроб краше кладут. Да и нам бы отдохнуть… Отпраздновать завтра можно…
– Ты девку-то вразуми…
– Не дура. Я ж все прочувствовала, как скажешь, так и сделаем. В запасе головы не держим. Отвези нас, а?
– Перебьетесь. Частника поймаете. Я брата дождусь.
– Ну и черт с тобой, – разозлилась Серафима. – Хотя Лике и правда плохо, а тебе бы ничего не стоило…
– Проваливайте, – отмахнулся Юрик.
– Давай еще разочек повторим, что ментам говорить. Видишь, волнуюсь я даже… – Лихой скороговоркой тетушка все повторила. – Все. Отбыли в шесть. Вы нас не повезли, потому что выпили. Если будут неувязки со временем нашего возвращения в город, скажем, долго на дороге стояли.
Юрик слушал вполуха, ему уже все заметно надоело. Тетушка хлебнула коньячку на дорожку и помогла мне подняться.
Только мы покинули особняк, как былая бодрость вновь вернулась, и я заметно ожила. Зашагала бойко, чем порадовала Серафиму.
– Чего несешься как угорелая? – все-таки поинтересовалась она.
– Телефон нужен.
– Так есть у тебя. Или нет?
– Я его в туалете утопила.
– Разумно. Хотя вещь дорогая. На почте должен быть телефон.
– Отсюда звонить нельзя. Нам надо в город как можно быстрее.
