Дом довольно скромный. Какой-нибудь старый приятель Лялина держал его вместо дачи. Я позвонила, поднявшись на крыльцо с металлическими перилами. Не открывали долго. Не знаю, был ли в доме телефон, но сотовый у Ольги Николаевны есть наверняка, и Лялин должен был ее предупредить. Наконец тихие шаги, затем женский голос:
– Кто там?
– Извините, меня прислал Олег Павлович.
Прошла минута, прежде чем дверь открылась. Ольга Николаевна смотрела на меня с мученической улыбкой.
– Проходите, – сказала она пугливо, – он в комнате, наверху.
Мальчишка лежал лицом вниз и вроде бы спал. Я взяла стул и устроилась по соседству. Минут через десять ему надоело валять дурака, и он поднял голову.
– Вы кто? – спросил враждебно.
– Зовут меня Ольга, а кто я, вот так сразу не ответишь. Человек. Надеюсь, не совсем плохой.
– Что за чушь? – разозлился он.
– А как бы ты ответил на такой вопрос? – пожала я плечами.
Он подумал и покачал головой:
– Не знаю.
– Поговорить надо.
– О чем? – сразу же насторожился он.
– О гибели Гарика, разумеется.
– Вас отец прислал? – На мгновение мне показалось, что он бросится на меня, такой злобой вспыхнули его глаза.
– Я веду расследование. Могу показать удостоверение, хотя оно, конечно, ничего не значит.
– Интересно вы говорите, – покачал он головой.
– Расскажи мне, что произошло в ту ночь.
– Расскажу и вы его арестуете?
– Кого?
– Убийцу.
– Конечно. Убийца должен сидеть в тюрьме.
– Так я вам и поверил.
– Твоя подружка очень нуждается в помощи, а ты не хочешь помочь.
– Я не хочу? – возмутился он. – Отец меня здесь держит, сотовый отобрал. Боится, что я… они ведь убьют ее, да?
– Убьют, если ты не поможешь.
– Что вы заладили… Ладно. Допустим, я вам расскажу. А дальше?
– Это зависит от того, что ты расскажешь. Давай, я слушаю.
– Все равно никто не поверит. Я же газеты читал. Он всех купит, всех. И вас тоже.
– Ну, пока не купил, отчего ж не попробовать? Что ты теряешь, в конце концов?
– Ничего, – подумав, отозвался он. Мы еще немного помолчали, и он наконец стал рассказывать. – Я ее люблю, – начал он незамысловато, – а она считает, что я маменькин сынок, потому что мне не нравилась эта их компания. Водка, «травка»… конечно, ничего особенного… Но когда они избили дядьку просто так, ни за что, я им сказал, что они придурки и ушел, а она обозвала меня маменькиным сынком. Я долго злился, потом мы помирились, а потом она нашла этого Гарика. Назло мне. Говорила, что он настоящий. Что бы это значило… – Он усмехнулся и стал похож на своего отца. – А в ту ночь было так. Гарик сказал, что его папаша свалил на дачу и до утра не вернется. И они с Мальвиной поехали к Гарику домой. И я за ними. Не знаю зачем. Просто бродил возле дома. Потом вернулся его папаша, а я пролез в сад. Окно было открыто, и я услышал голоса. Сначала разговаривали нормально, потом начали орать. Ну, я взял и залез на веранду, а там Мальвина. Спряталась, когда услышала, что входная дверь хлопнула. Отец Гарика был с каким-то мужиком, охранник, наверное. Oтец унюхал «травку» и орал на Гарика, что тот урод и все такое. Сказал, что тот кончит, как его мамаша, в психушке. Гарик ответил, что тот сам довел мать до психушки. Ну, в общем, скандалили по-крупному. Я шепнул Мальвине, что надо сматываться, а она ни в какую, точно к полу приросла. И тут Гарик крикнул отцу, что тот убийца. Так прямо и сказал. Папаша позеленел и заорал, а Гарик свое. Я, говорит, знаю, что ты убил, и знаю за что, ты, говорит, сволочь последняя, для тебя, кроме денег, ничего на свете не существует, ни родных, ни друзей, я, говорит, пойду к твоему дружку и все ему расскажу, так что заткнись и не мешай мне жить, как я хочу… – Ромка замолчал, глядя на меня, точно оценивая, какое впечатление произвели его слова, а потом продолжил: – Когда Гарик все это выдал, папаша стал сам не свой, ну и врезал ему. А Гарик упал и головой ударился, о камин, кажется. Я сам не видел, только слышал, как папаша орет, что Гарик ему не сын и все такое. Покричал малость, а потом испугался, а второй дядька из охраны вдруг говорит: «Константин Сергеевич, он умер». В общем, тут такое началось… Папаша вроде чувств лишился, потом кричит: «Гошка, сынок!» – и плачет. Ей-богу, плакал. Они Гарика на диван положили, и отец все возле него крутился, кричал: «Вызови «Скорую», а охранник: «Никакая «Скорая» не поможет» – и все талдычил: «Вы о себе должны подумать». В общем, охранник его уговорил. Когда они уехали, мы тихо смылись, и я сказал Мальвине, что нам надо договориться об алиби.
– О чем? – подала я голос, решив, что ослышалась.
