Алексей посмотрел на часы. Так, всего лишь половина четвертого. До визита к Левандовским еще больше трех часов. Информация, полученная в этом клоповнике, хоть и была ожидаемой, но все же врезала Алексею прямо под дых. Если бы Ирина оказалась сейчас рядом…
Ну и что? Что ты сделал бы? Избил? Женщину? Не-е-ет, здесь надо быть осторожным, мадам ведь действует не одна, это и ежу понятно.
Алексей горько усмехнулся. Оказаться глупее ежа, это надо было постараться!
ЧТО ЖЕ ТЫ НАДЕЛАЛ?!!!
Ладно, разберемся. Со всеми разберемся. Друзья помогут. Сергей Львович, Артур, Виктор. Все, кто в отличие от него, урода, ни секунды не сомневались в хомке…
Так, надо, пожалуй, позвонить Виктору, пригласить его к Левандовским. Объясняться, так сразу со всеми. Все полегче будет.
Алексей взял телефон и, не забывая следить за дорогой, набрал номер.
– Виктор, привет, это я…
Страшный удар, скрежет рвущегося металла, мгновенная дикая боль. И последнее, что слышал Алексей, – крик Виктора в телефонной трубке…
Глава 24
– Эдди, что за гнусные звуки издает эта баба?
– Кажется, она поет. Какую-то заунывную русскую песню. Эти дикари до сих пор любят вечером сесть на лошадь, поехать в степь и там петь обо всем, что увидят.
– И откуда ты все это знаешь?
– Просто я очень умный.
– Ага, потому и ходишь до сих пор в шестерках у Морено. Ой, до чего мерзко она воет! Моя собака, когда рыгает, обожравшись, и то звуки получше издает.
Минуточку! Это что, обо мне? Все эти гнусные инсинуации – в мой адрес?
Во-первых, я не пела. Или все же пела? Впрочем, могла. Когда плывешь на раскачивающемся корабле, надо обязательно петь морские песни.
Во-вторых. А что, кстати, во-вторых? О, вспомнила. Да, я не Майоров, с пением у меня не ладится. Но называть мое славное мурлыканье гнусным и мерзким? Собака у него рыгает мелодичнее, ишь ты его! А кстати, почему оскорбления кидают на английском?
Ох, напрасно я вспомнила об обратной перистальтике, пусть даже собачьей! Монотонное покачивание корабля и жуткая головная боль, с упорством дебила сверлившая мою лобную кость где-то над левой бровью, объединив усилия, заставили меня выдать неблагодарной публике весьма характерные звуки.
– Черт, она же сейчас всю машину загадит!
Машину? Не корабль? А чего ж качает-то так?
– Да не ори ты, а лучше тормози скорее, надо ее срочно вытащить!
– А она орать не начнет?
– Пусть орет сколько угодно. Дорога, как видишь, абсолютно пустая, в этой чешской дыре автомобили, похоже, большая редкость. Да тормози же!
– Заткнись!
Качка прекратилась. Хлопнули дверцы, чьи-то сильные руки подхватили меня и отнюдь не бережно вытащили из машины.
Вовремя.
Расставание с содержимым желудка всегда оставляет мерзкое послевкусие, но в этот раз процесс побил все рекорды. Меня выворачивало наизнанку до судорожных спазмов, настырный дятел в голове утроил свои усилия, глаза, хоть и соизволили, наконец, открыться, но справляться со своими прямыми обязанностями отказались напрочь. Все время норовили закатиться под веки.
В целом мое состояние можно было охарактеризовать коротко и емко, но не очень литературно. Вернее, совсем нелитературно. К этому эпитету еще подходит прилагательное «полный».
– Слушай, Эдди, а она не загнется? Смотри, как ее плющит. Ты с дозой не переборщил?
– Очухается, куда денется! Посмотрел бы я на тебя после коктейля из газа и инъекции. Зато почти всю дорогу она проспала, Германию вон проехали, половину Чехии, Клатовы проскочили. Всего-то час езды остался до лаборатории.
– А ты там уже был?
– Пару раз, я Морено помогал груз доставить. Но обычно Винсент один справляется.
– А что же он эту бабу сам не поволок?
– Я попросил. У него какое-то срочное дело нашлось, очередного террориста прищемил. А мне давно уже хотелось самостоятельно дельце провернуть, надоело в подручных бегать. Вот Винсент мне и поручил доставить эту миллионершу МакКормику.
– А зачем она ему?
– Да какая разница-то? Главное – дельце мы провернули успешно, теперь можно рассчитывать и на более серьезные задания.
– Глянь-ка, Эдди, а баба-то, похоже, того!
– В смысле?
– Так лежит она вон, не шевелится.
– Черт!
Упоминание этого малосимпатичного персонажа было последним, что я услышала, прежде чем снова отключиться.
Очередное включение в действительность прошло гораздо легче. Голова почти не болела, качка прекратилась, я лежала на чем-то удобном и мягком. Некоторый дискомфорт в области левого локтевого сгиба объяснялся просто – там была капельница. Ее я увидела, слегка приоткрыв глаза. Радостно таращиться, сигнализируя присутствующим, что я снова с ними, я не спешила. Чем дольше проваляюсь бесчувственным бревном, тем больше узнаю.
Впрочем, информации, полученной во время первого, кратковременного и отвратного возвращения сознания, было более чем достаточно, чтобы сообразить: меня похитили вместо Саши. И притащили в ту самую лабораторию, где ее в свое время начали «переделывать».
Обидно только, что все эти гениальные выводы и логические построения оказались совершенно неоцененными. Поскольку визгливые павианьи вопли, сотрясавшие помещение, весьма грубо и неоптимистично характеризовали происхождение и ближайшие перспективы незадачливого Эдди и его напарника. Перспективы, прямо скажем, не завидные. Грустные они были, безысходные.
– Болваны, кретины, идиоты! – визжал плюгавый очкарик в белом халате.
– А еще олухи и дебилы, – о, а это чей бархатный насмешливый баритон?
Так, отрегулируем наблюдательную щелочку между веками. Вот, теперь обзор гораздо лучше, видны все действующие лица. И не только лица, но и все остальное.
Бархатный голос принадлежал смуглому кареглазому мужчине, вальяжно развалившемуся в кресле. Тренированное тело, резкие черты лица, своей неправильностью усиливавшие привлекательность мужика, аккуратно подстриженные черные волосы с легкой сединой – это, видимо, и есть тот самый Винсент Морено, выловивший в свое время Сашу из реки. Брызгающий слюной тщедушный мужчина в очках – гениальный Стивен МакКормик. А два перепуганных долдона у двери – мои похитители.
– Винс, я бы на твоем месте не совался с подколками! – досадливо отмахнулся очкарик. – Вот что теперь делать, что? И где ты только нашел этих безмозглых обезьян?
– Ну зачем ты так, они все же числятся в штате нашей с тобой общей организации, – усмехнулся Морено. – И давно хотели продвижения по службе. Да, Эдди? Хотел?
Но долдоны угрюмо молчали. Оба. Поэтому определить, кто из этих гениев так хорошо осведомленный о нравах и обычаях русских Эдди, мне не удалось. И, по большому счету, меня это совсем не расстроило.
– Молчите…? – ух ты, пошла в ход тяжелая артиллерия.
Откуда я знаю американский мат? Из американских же фильмов. Еще MTV восполняет пробелы в образовании.
