– Между прочим, Дед прав. Преступник должен сидеть в тюрьме. Нормальная позиция. Ты так не считаешь?
– И как ты думаешь сажать этого самого преступника?
– Должны быть зацепки, нет такого умника, чтобы ни разу не прокололся.
– У нас нет даже уверенности, что за всем этим стоит Игнатов. Пожалуй, докладывать Деду я поторопилась. Хотела осчастливить народного избранника и себя порадовать, то есть послать это дело к черту, и вот, пожалуйста…
– Это Игнатов, – посуровел Артем, должно быть, он уже видел себя полковником. – По-другому не складывается. Нет больше версий, нет.
– Чего ты орешь? – удивилась я.
– Злой очень, вот и ору. Тюрина Ольга вовсе не та женщина, что двенадцать лет назад совершила убийство. – Поначалу я решила, что ослышалась, продолжала сидеть и пялить глаза на Артема. – Вот-вот, – кивнул он. – Редкий случай полного совпадения: и та и другая – Тюрина Ольга Александровна, родились в нашем городе, и год рождения тот же. Только одна родилась в мае, а другая в январе. И убитая никогда с Серафимович в одной школе не училась. С Ивановой они познакомились четыре года назад, вместе работали в гастрономе, а та Тюрина, что участвовала в убийстве, предположительно участвовала, – поправился Вешняков, – утонула в прошлом году. Тот, кто разыскивал участников давней трагедии, допустил непростительную халатность, в результате погиб случайный человек.
– Не стоило ему этого делать, – нахмурилась я.
– Да уж. Когда вершишь правосудие сам, очень велика вороятность непоправимой ошибки.
– Это точно? – все-таки спросила я.
– Вот, почитай. – Он перебросил через стол листок бумаги. – Отец Тюриной – служака, мотался по гарнизонам, и двенадцать лет назад она жила в городе Новосибирске. Сюда приехала через четыре года после произошедшей трагедии. С Уфимцевой даже не была знакома, так же как и с Красновым, потому что к тому моменту они были изолированы от общества.
– Серьезный прокол, – заметила я. – Могли бы поинтересоваться биографией, прежде чем прирезать.
– Уж очень все было просто и ясно: вместе работали, дружили, фамилия, имя, отчество и возраст подходящие, вот черт и попутал.
– По-твоему, мент мог допустить такую ошибку?
– Менты тоже люди, – пожал плечами Артем. – Давай прикинем, что мы имеем. У Игнатова, если за убийствами стоит Игнатов, здесь свой человек, возможно, не один. Значит, будут вставлять нам палки в колеса. Необходимо внедриться в окружение Игнатова. Тебе это проще, ты у нас с сильными мира сего на «ты» и за руку. Если нам повезет… При этом ничто не мешает нам разрабатывать другие версии, если они, конечно, появятся.
– Внедриться – это хорошо, – задумчиво пробормотала я. – Ладно, попробую. Умнее все равно ничего не придумаешь. Любыми судьбами найди любовника Ивановой. Если он смылся из города, значит, был повод, наверняка что-то знает. Еще раз поговори с ее мужем. Вдруг были письма с угрозами или странные звонки. Пошли, наконец, человека в Красноярск, пусть поговорит с людьми, которые знали Серафимович. Дед сказал, у нас широкие полномочия, учись ими пользоваться. В рамках закона, конечно, который мы очень уважаем.
– Особенно ты, – съязвил он.
– Особенно я, – ответила я серьезно. – Ладно, будем работать. Если повезет, посадим этого сукина сына, чтоб другим неповадно было.
Я поднялась и потопала к двери.
– Будь осторожна, – сказал он мне вслед. – Такие, как Игнатов, ни перед чем не остановятся.
Я кивнула и побрела к своей машине. Артем прав, самому вершить правосудие – вещь опасная, в основном для граждан, которые о твоих проблемах ни ухом, ни рылом. Погибла женщина, ни за что погибла, и Игнатов должен за это ответить. Но при мысли об Игнатове у меня почему-то противно сосало под ложечкой.
– Хочу в отпуск, – сказала я, с печалью глядя в небо.
Однако через минуту завела машину и вскоре уже тормозила возле своего дома. Машина Лукьянова стояла в гараже. Сам он отсутствовал, так же, как и Сашка, из чего я сделала вывод, что они пошли гулять. На кухонном столе красовался экзотический салат из фруктов, креветки, приготовленные в ресторане по соседству, и две свечи. Свечи не горели, но зажигалка лежала рядом.
– С ума сойти, – покачала я головой и замерла у окна.
Вскоре показался Лукьянов. Сашку он нес под мышкой, и тот казался абсолютно довольным жизнью. Странное дело. Пес у меня вредный. Выходит, Лукьянов легко обольщал не только женщин, но и собак. Особенно годовалых такс. Я вдруг поняла, что реву. Это уж точно никуда не годилось. Я поспешно вытерла глаза, так что, когда Лукьянов вошел в квартиру, выглядела как обычно: немного придурковато, но очень оптимистично.
– Сашка – забавный пес, – сообщил Лукьянов, снимая кроссовки. – И соображает, по-моему, лучше многих людей.
– Лучше меня?
– Это уж точно.
– Спасибо. Всегда приятно, когда говорят хорошее о моей собаке.
Сашка потрусил к мискам, а Лукьянов подошел и обнял меня.
– Ты почему не уехал? – спросила я.
