– Давайте поговорим об этом в другой раз, - сухо сказала Ревекка и взглядом показала, что пассажиры уже покидают салон и пора нам тоже пробираться к выходу.
Я пропустил Ревекку вперед, мы сошли с трапа и следом за группой пассажиров направились к стоявшему в отдалении зданию аэровокзала. Город располагался на дне довольно глубокой чаши, образованной горами, и мне показалось, что мы с Ревеккой, подобно мухам, попали в липкую и хищную мухоловку, и небо над нами - блеклая плоская крыша, лежавшая на вершинах гор, будто тонкий и полупрозрачный лист бумаги, - вот-вот опустится, сомнет нас, и долина между горами превратится в клетку, где мы будем заперты во веки веков.
Почему у меня возникла эта странная и лишенная смысла мысль? Ревекка обернулась в мою сторону, и я, поравнявшись с ней, сказал:
– Может, сразу и отправимся в Нуэва-Росита?
– Естественно, - улыбнулась Ревекка. - Что нам делать в Монтеррее?
Назвать Нуэва-Росита городом мог лишь человек с очень богатым воображением. Деревня, причем достаточно бедная. На арендованной в Монтеррее машине мы добирались до Нуэва-Росита почти час по проселочной дороге, построенной, похоже, лет пятьдесят назад и столько же лет не ремонтированной.
Дом, в котором жила Анита Матеуала с бойзеновскими отпрысками, стоял в отдалении от остальных строений. Два этажа, во дворе плоское строение, похожее на коровник, неплохая подъездная дорога, забор. Детей не было видно, а хозяйка, открыв ворота, не торопилась впускать нас внутрь.
Анита оказалась не такой, какой я ее представлял - в ней было не меньше двухсот фунтов веса, огромные груди выпирали из платья, будто паста, выдавленная из тюбика. Когда Анита наклонилась, чтобы заглянуть в машину, мне показалось, что грудь ее сейчас отвалится или потянет женщину к земле, как привязанная к шее свинцовая гиря.
– О чем нам разговаривать? - сухо спросила Анита. - Я не хочу иметь с этим никакого дела, слышите? А если здесь появятся репортеры, я на вас, адвокат, подам в суд.
Я вышел из машины, за моей спиной хлопнула вторая дверца - Ревекка не стала дожидаться, пока я подам ей руку. Взгляд Аниты лишь на мгновение задержался на моей спутнице.
– Можно подумать, - сказал я, - что это не вашему мужу грозит смертный приговор.
– Mi esposo, - буркнула Анита. - И чем быстрее его приберет Господь, тем лучше.
– Вы надеетесь, что вашего мужа приберет именно Господь, а не Дьявол? - спросил я.
– Вы ехали из Финикса, чтобы поговорить об этом?
– Может, войдем в дом? - предложил я.
– Pase, - сказала Анита.
В гостиной первого этажа стоял огромный телевизор - дюймов сорок, не меньше, показывали новости с выключенным звуком, диктор канала Fox News беседовал с репортером, находившимся в Каире, о чем извещала бегущая строка. Детских голосов не было слышно и в доме, хотя присутствие детей все-таки ощущалось - на полу были разбросаны части несобранного пазла, в углу скучал большой разноцветный мяч, а диван был покрыт флагом футбольного клуба 'Мадрид реал' - бедняга Рик болел за эту команду, и цвета ее были мне хорошо знакомы.
Ревекка села в дальнем углу дивана, сдвинув флаг, взглядом показала мне, чтобы я не обращал на нее внимания и вел разговор сам.
– Миссис Бойзен… - начал я.
– Фамилия моего отца - Матеуала, - прервала меня Анита.
– Хорошо, - сказал я, помедлив. - Вы должны понять простую вещь - по решению суда имущество господина Бойзена будет, скорее всего, конфисковано, и, поскольку ваш брак больше не является тайной, вы останетесь без дома… вообще без ничего.
– Я - гражданка Мексики! - сказала Анита таким тоном, будто мексиканское гражданство освобождало ее от любой ответственности и вообще было высшей наградой после Нобелевской премии.
– Это не имеет значения, - терпеливо объяснил я. - Между Соединенными Штатами и Республикой Мексика существует протокол о выдаче преступников и решении имущественных споров от восемнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, и согласно этому документу…
Анита не слушала - фраза оказалась слишком длинной, - но суть поняла мгновенно: дом у нее могут отнять.
– Es imposible! - заявила она, выпятив грудь так, что тонкая ткань платья натянулась и четко обозначились тугие соски. - Есть завещание. Стив все нам оставил.
– Могу ли я, как адвокат вашего мужа, ознакомиться с этим документом? - поинтересовался я.
– No, - отрезала Анита.
Мы говорили еще полчаса, хотя мне было ясно, что добиться от этой женщины нужной информации не удастся.
– Анита, - сказала неожиданно Ревекка, прервав на полуслове мой монолог о правах, предоставленных законом штата Техас осужденным на смерть. - Все это чепуха, дорогая. А вот если вы не узнаете точное время казни вашего любимого Стива…
Впервые за время нашего разговора я увидел, как эта женщина вскинулась:
– No faltaba mas! - воскликнула она. - Об этом сообщают по радио, я знаю! Это показывают по телевидению! Я увижу это!
Она несколько раз повторила 'это', прежде чем до меня дошло, что Анита имеет в виду демонстрацию в прямом эфире процесса казни осужденного на смерть преступника. Когда лишали жизни Мак-Колина, это видели миллионы людей, и, на мой взгляд, не было передачи более гнусной - я не понимал, какое удовольствие (именно удовольствие, я точно знаю, я видел этих упырей, наблюдавших за казнью по большому ящику в ресторане на девятой улице) получают люди, когда на их глазах убивают человека; негодяя, убийцу, но все же не бабочку, не муху, не таракана какого-нибудь. В шестнадцатом веке парижане с полуночи собирались на Гревской площади, чтобы присутствовать при сожжении еретика или повешении вора - но в те времена, возможно, не было других развлечений?
Я всегда был против публичности, я был против и смертной казни как таковой, но изменить закон не в моей власти, с этим я готов смириться, но как, черт побери, понять жену осужденного, которая ждет-не дождется, когда ЭТО покажут по телевидению в прямом эфире?
– Вы ненавидите мужа? - вырвалось у меня.
– Я люблю Стива! - сказала Анита с таким пылом, что сомневаться в ее искренности мог бы лишь человек, абсолютно чуждый людских страстей.
Я видел, как улыбнулась Ревекка - похоже, она лучше меня понимала чувства этой женщины.
– Вы этого не увидите, - сказала Ревекка. - Прямая передача из тюрьмы будет отменена.
– No… - растерялась Анита. - No puede ser… Есть же правила.
Она была права - процессуальный кодекс штата Аризона, статья двести шестьдесят третья, предусматривал демонстрацию казни, - правда, там была оговорка: 'если общественность выразит протест, суд может принять решение, отменяющее демонстрацию'. До сих пор общественность таких протестов не выражала.
– У адвоката есть возможность добиться отмены прямой трансляции, - продолжала Ревекка.
У меня не было такой возможности, и я собирался заявить об этом, но промолчал, встретившись с Ревеккой взглядами.
– Вы этого не сделаете… - пробормотала Анита.
– Синьора Матеуала, - сказал я мягко, - почему вам так важно видеть эту ужасную сцену?
– Я… - Анита не знала, что ответить, и я пришел ей на помощь:
– Вам важно знать, в какой именно момент душа вашего мужа расстанется с телом, верно?
– Я не буду смотреть! - закричала Анита, поднимаясь на ноги и гневно наставив на меня палец, будто лично я должен был включить рубильник или ввести ее мужу смертельную дозу яда. - Я увезу детей!
– Не понимаю, - сказал я. - Только что вы говорили…
– Дин, - Ревекка положила мне на ладонь свою руку, - вы еще не поняли, что Анита действительно
