– А здесь есть поликлиника?
– Нет. Мы к четвертой городской больнице относимся, туда и обращаемся.
Простившись с женщиной, я поспешила к остановке, размышляя над рассказом. Сплошная несуразица. Дуська у него работала три месяца, судя по всему, с тех самых пор, как он здесь поселился. И ни разу хозяина не видела. Соседи о нем тоже ничего не знают. Допустим, дядька к знакомствам не стремится, собирается на постоянное место жительства за границу… Занятный старикан, снял бы квартиру, зачем ему дом? В многоквартирном доме полно соседей, в случае чего есть к кому обратиться… А здесь сосны, тишина. Может, дядька с родиной прощается, родным воздухом хочет надышаться?..
Явившись в пятницу, я категорически запретила себе ломать над этим голову, однако, воспользовавшись тем, что приехала чуть раньше, прошлась вокруг забора, якобы с намерением прогуляться. Сзади были ворота, а от них шла хорошо накатанная дорога, кое-где посыпанная щебенкой. Короткая, всего-то с полкилометра, она плавно огибала Лесной и выходила на шоссе. Интересно, есть ли у старика машина? Гараж точно есть.
Я вернулась к калитке и совершила еще одно путешествие, на этот раз вокруг дома. Металлические ворота гаража подогнаны плотно, ничегошеньки не разглядишь. Я направилась к крыльцу, и вдруг возникло чувство, что за мной наблюдают. Может, дядька сегодня дома остался, увидел меня в окно и теперь гадает, с чего меня носит кругами? Я подняла взгляд на окна. Занавески ни в одном не шелохнулись.
Я направилась к герани. Ключи лежали под горшком. Забыв о своем обещании, я первым делом направилась в гараж. В него можно попасть из дома. Металлическая дверь заперта, ключ в замке отсутствовал. Рядом еще дверь, за которой оказалось что-то вроде сарая. Здесь пылился сельскохозяйственный инвентарь и сваленная в углу старая резина. В задумчивости попинав ее ногой, я вернулась в дом. Тут раздался телефонный звонок, и я вприпрыжку устремилась в холл.
– Евдокия Александровна, – услышала я голос дядечки, выходит, он до сих пор о подмене не догадывается. Мы тепло поздоровались, и старичок продолжил: – На плите в кастрюле суп, вы его вылейте. Второй день стоит, испортился, наверное. Я сейчас в больнице, на дневном стационаре, дома не питаюсь.
– Хорошо, не беспокойтесь, – ответила я и, вешая трубку, поздравила себя с разгадкой. Оказывается, все просто. Старичок появляется здесь ближе к вечеру, оттого наше свидание с ним не состоялось. Но не три же месяца он на дневном стационаре? Впрочем, пенсионеры любят лечиться, это одно из немногих развлечений, когда тебе за семьдесят.
В тот день я закончила уборку часа в два, вышла на крыльцо, сунула ключ под цветочный горшок, и тут во мне заговорил дворник. После того как сошел снег, дорожку перед домом ни разу не мели. Прошлогодние листья вперемешку с ветками лежали вокруг, никем не потревоженные. Я вспомнила, что видела в сарае метлу, и поспешно вернулась в дом. Взяв в руки привычное орудие, я, насвистывая, подметала дорожку и очень скоро вновь поймала себя на ощущении, что за мной кто-то наблюдает. Внимание мое привлек флигель. Дуська предупреждала, что убираться в нем не надо, он уже много лет стоит нежилой, из-за крайней ветхости готовый развалиться в любую минуту. Хозяевам не мешало бы его отремонтировать или вообще снести.
Пристроив метлу возле стены, я направилась к флигелю. Покосившаяся деревянная дверь была заперта, но это меня не остановило. Я подошла к ближайшему окну и заглянула внутрь, сложив ладони козырьком. Просторная комната, совершенно пустая. На стенах обрывки обоев. Ничего интересного. Я подергала раму, подгнившую, давно не крашенную. Стекла звякнули, но рама не подалась. В соседнем окне была форточка, прикрытая неплотно. Я взгромоздилась на перевернутое ведро и смогла легко дотянуться до форточки. Открыла ее, с трудом протиснулась и опустила верхний шпингалет. Нижний отсутствовал. Я дернула раму на себя, и с третьей попытки она распахнулась, а я быстро вскарабкалась на подоконник. Прислушалась. Тишина. Справа лестница на второй этаж, нескольких ступенек не хватало.
Я спрыгнула на скрипучий пол. Половицы прогибались под ногами, казалось, еще шаг, и я с треском провалюсь в подвал, если он был, конечно. Соблюдая осторожность, я стала подниматься по лестнице. Перила не являлись надежной опорой и раскачивались в такт моим шагам. Наконец я поднялась на второй этаж. Полукруглое окно, на досках пола темные пятна, потолок в одном месте провис. Подойдя ближе, я сквозь прохудившуюся крышу смогла увидеть кусочек неба. Напротив была дверь, двухстворчатая, когда-то выкрашенная белой краской. Я толкнула створку, обнаружила за ней еще одну комнату и растерянно замерла. Неподалеку от окна стояло старое кресло-качалка. Но не этот факт заставил меня застыть с открытым ртом. Кресло какое-то время покачивалось и вдруг замерло. Я бросилась к нему. Кожаное сиденье еще хранило тепло человеческого тела, на ручке кресла лежала раскрытая книга. Антон Павлович Чехов. Первый том из собрания сочинений. На полу слой пыли, на нем отчетливо отпечатались следы мужских ботинок. Они вели к еще одной двери. Я бросилась туда, распахнула и убедилась, что во флигеле есть вторая лестница. Возле нее я как раз и стояла.
Спуск занял совсем немного времени. Я пыталась решить, что за чепуха происходит. Хозяин любит на досуге почитать Чехова, это нормально, даже если не вдаваться в размышления, почему он предпочел полуразвалившийся флигель библиотеке в доме. Допустим, он романтик, и атмосфера флигеля, переживавшего не лучшие свои времена, как нельзя лучше соответствует настроению владельца дачи. Но чего я не могла понять, так это стремления сохранить свое присутствие в тайне. В конце концов, он мог делать все, что ему заблагорассудится, не вдаваясь в объяснения. Прятаться-то зачем?
Спустившись вниз, я оказалась напротив входной двери, подергала ее и смогла убедиться, что она заперта. Покидать флигель пришлось через окно. Скрывая следы своего вторжения, я ждала хозяйского окрика или вполне понятного вопроса: какого черта мне понадобилось в этой развалюхе? Однако я успела спрыгнуть на землю и даже вернуться к своей метле, а хозяин ничем себя не обнаружил. Я вошла в дом и, стоя в холле, громко позвала:
– Яков Иванович!
Тишина. Села на банкетку и задумалась. А старичок довольно шустрый. Пока я поднималась по одной лестнице, он спустился по другой, открыл входную дверь, запер ее, и все это совершенно бесшумно. Не дядечка, а прямо-таки Чингачкук какой-то. Он так дорожит своим одиночеством, что встречаться со мной не желает? Даже для того, чтобы устроить мне разнос за то, что я лезу туда, куда не просят?
Я вынула из уха сережку, спрятала в карман и отправилась обследовать дом. Если старик здесь, побалую его рассказом, что где-то потеряла свое украшение. Врать не пришлось. Дом был пуст.
– Куда ж ты делся, дядя? – пробормотала я, вышла на улицу, вооружившись метлой, обошла территорию и очень скоро обнаружила калитку. Она вела в лес. С внешней стороны забора ее не разглядеть, так что во время своей недавней прогулки вокруг владений пенсионера я не обратила на нее внимания. – Чудной старикан, – решила я и наконец-то отправилась восвояси.
Но мысли о таинственном старце не давали покоя. В тот же день я нанесла визит родителям и позаимствовала у папы старый полевой бинокль. Рано утром я уже была возле дома старика, выбрала подходящее дерево, с некоторым трудом взгромоздилась на него и начала наблюдать. Если дядька на дневном стационаре, в восемь утра ему надо быть в больнице. Отсюда до нее двадцать минут на машине, следовательно, максимум в 7.30 он должен покинуть дом. Хотя после вчерашнего то, что старичок сказал мне правду, вызвало большие сомнения.
В половине девятого стало ясно, что хозяин покидать дом не намерен. Дом, кстати, выглядел необитаемым, в окнах никакого движения. Шторы не задернуты, но сквозь плотный тюль мало что просматривается. Выдержав еще полчаса, я слезла с дерева и поздравила себя с тем, что я на пути в психиатрическую больницу. Нормальный человек по деревьям с биноклем наперевес не лазает. И это в то время, когда мой родной участок остался неубранным.
Беспокойство о своем рассудке и чувство ответственности за порученное дело гнали меня прочь от этих мест, а неуемное любопытство возрастало. Именно оно заставило меня переместиться к другой стороне дома, туда, где располагался гараж. Подходящего дерева здесь не нашлось, как назло, одни сосны, и я засела в кустах у дороги, рассудив, что если у дядьки машина, то выходить из дома ему без надобности, в гараж можно попасть и так.
Больше часа я томилась в кустах, уже решила бросить все это и двигать домой, как вдруг услышала шум мотора. Вслед за этим ворота начали открываться. Показался черный «БМВ» с тонированными стеклами. Я надеялась увидеть водителя, который покинет машину, чтобы закрыть ворота, но меня постигло горькое
