– Сигарет в доме нет. Я слабое существо и боюсь искушений.
Тагаев скривился, прошелся по комнате и, подойдя к кровати, навис надо мной.
– Ну, обманул тебя какой-то подонок. И что? Теперь мужики всего мира должны расплачиваться за это?
– О чем ты? – забеспокоилась я, кляня на чем свет свои недавние мысли о здоровье. О здоровом образе жизни, то бишь о здоровом сексе, и речи нет, сплошная психология.
– О твоем Лукьянове, – сказал Тимур.
Я тяжко вздохнула.
– Да бог с ним. Старое не поминай всуе…
– Ты чего-то ждешь?
Вот так вопрос.
– От жизни? Конечно. Долгих лет и счастливой старости.
– Надеешься, что он вернется?
Это было слишком. Я опять вздохнула и сказала с печалью:
– Тимур, иди к черту. – Он запустил в меня своей рубашкой, а я вздохнула в третий раз: – До чего вы, мужики, выпендрежники. Если женщина с утра ежесекундно не требует жениться на ней, вы чувствуете себя обманутыми. Давай выпьем кофе и побежим по своим делам… У меня эти убийства, как заноза в заднице…
– Значит, все-таки надеешься? – хмыкнул он, застегивая рубашку, стоя перед зеркалом. – Твой Лукьянов о тебе вспомнит, позовет, и ты, конечно, побежишь. А если не вспомнит?
– Дался тебе этот Лукьянов, – начала канючить я. – Что за глупость, в самом деле?
– Кто он, твой Лукьянов? Киллер. Просто мразь, которая убивает за деньги. А от меня ты нос воротишь. Черт возьми…
Я нахлобучила подушку на голову и жалобно попросила:
– Заткнись, а? Сил нет больше слушать эту глупость. Ты лучше всех, и никакой Лукьянов с тобой не сравнится. Хочешь, переезжай ко мне хоть сегодня. Уверена, дня через два дури в тебе поубавится и ты съедешь сам, причем без всяких разговоров.
– А если нет? – приблизившись, спросил он, глаза его смотрели холодно, челюсти он сжал так, что его и без того тяжелый подбородок стал напоминать булыжник.
– Хорошо, – вздохнула я. – Я поняла. Ты меня любишь. Преданно и беззаветно.
Выражение его глаз изменилось, на мгновение мне показалось, что в них мелькнула боль, но они тут же посветлели от ненависти. Меня вдруг поразила странная повторяемость событий, только тогда вот так смотрела я и мою грудь распирало от боли и ярости.
– Я люблю тебя, – спокойно сказал Тагаев, хотя далось ему это спокойствие нелегко. – Я за тебя жизнь отдам.
А я засмеялась, настолько все показалось мне нелепым, и его слова, в точности как мои тогда, и этот полыхающий в глазах огонь, оттого я совершенно не удивилась тому, что произошло дальше. Тимур сжал пальцы в кулак и заехал мне в челюсть. Если бы он отвесил мне пощечину, оно бы понятно, но он ударил по-мужски, как бьют врага. Головушка моя соприкоснулась со спинкой кровати, и никакая подушка меня не спасла. В ушах раздался звон, и в глазах потемнело, хорошо хоть башка не треснула как арбуз, кулачище-то у него впечатляющий.
– Надеюсь, ты не в обиде, – улыбнулся он, от этой улыбки мне стало даже хуже, чем от удара.
– Извини, – пискнула я, предварительно проверив, все ли зубы целы. – Мой смех относился не к твоим словам, а… долго объяснять… – Хрен тут что объяснишь, сплошные дежа-вю… Мне вдруг стало жаль Лукьянова, нелегко ему тогда пришлось. Объясняются в любви и чего-то от тебя требуют, на словах-то вроде нет, но ведь чего-то требуют, уже одним тем, что объясняются. А тебе ни сказать, ни дать нечего.
– Придет день, и рядом с тобой никого не останется. Разве только Сашка, но ему, бедному, просто деваться некуда. – Тимур вышел и хлопнул дверью.
– Ох, горе горькое, – вздохнула я, поднимаясь. Выждала время и уж тогда спустилась вниз.
Сашка сидел в холле и выглядел грустным.
– Быстро гулять, – прикрикнула я. – У меня дел по горло.
Уныло семеня за Сашкой по дорожке парка, я предалась самобичеванию. В основном досталось моей слабой плоти, которая не смогла удержаться от искушения. Что за манера спать с кем попало? Мало мне проблем? Одно хорошо: Тагаев ушел, громко хлопнув дверью, следовательно, в моей жизни он больше не возникнет, он парень гордый, а нет человека – нет проблем. Со своим чувством вины я уж как-нибудь справлюсь.
Но, несмотря на эти оптимистические мысли, на душе было пакостно. Очень хотелось что-то сделать, глупое и ненужное. Например, позвонить Тимуру. Останавливало меня одно: позвонить-то я могу, да вот что скажу парню? Но так как от желания совершить нечто идиотское меня прямо-таки распирало, я поехала в контору Деда и честь по чести написала заявление о своем восстановлении в прежней должности, благо место это до сих пор пустовало. Дед видеть меня не пожелал, правда, заявил по телефону: «Я рад, что ты вняла доводам разума». Знал бы он, как ошибался в отношении моей бедной головы, разумом там даже и не пахло.
Зато Ритка мне невероятно обрадовалась и, пока я выводила на бумаге: «Прошу принять меня…» и все такое прочее, сопела над плечом, а потом аккуратно положила заявление в папочку.
– Что там с убийствами? – тут же спросила она. – Вчера в троллейбусе ехала, народ такое болтает…
