меня защищать?
– В этом, собственно, и состоит моя работа. Правда, пока я еще не адвокат. – Я улыбнулась, но моего легкого тона Одинцов не принял, уставился куда-то поверх моего плеча и мрачно кивнул.
– Вы с самого начала меня подозревали… подозревали, что так будет, – поправился он. – Потому и спешили избавиться от этой работы.
– Вообще-то это не моя работа, и отказалась я от нее, понимая, что ничего больше не смогу для вас сделать.
– Конечно, – произнес он, открыл дверь машины, сел в водительское кресло, захлопнул дверь и уехал не прощаясь.
Едва машина скрылась за ближайшим домом, как рядом со мной притормозил «Форд» темно-синего цвета. Я его совсем было проигнорировала, но тут увидела за рулем Берсеньева.
– А где твоя роскошная тачка? – спросила, устраиваясь рядом.
– Роскошная тачка чересчур приметна. На этой покатаешься. – Он протянул доверенность, написанную от руки неизвестным мне господином Бирюковым.
– Сказал бы сразу, что свою машину жалко.
– Жалко, – кивнул Берсеньев. – Ну, рассказывай, как прошла встреча?
Мы проследовали по переулку и оказались на проспекте, впереди у светофора замерла машина Геннадия Владимировича. Берсеньев, приблизившись, занял место в соседнем ряду, расстояние между нами было приличное, вряд ли Одинцов меня заметит, и все же я откинула спинку сиденья, решив, что слежка – это забота моего спутника.
– Черт ее знает, – вздохнула я, отвечая на вопрос Сергея Львовича. – О машине я ему все рассказала, и о том, что менты лес прочесывали, тоже.
– Занервничал?
– Ага.
– А должен бы радоваться.
– Чему, интересно? Нашли машину, а не убийцу. А если он завтра с утра помчится к следователю и потребует объяснений?
– Пусть мчится. Нам-то что?
– Мне бывший голову оторвет, он и так грозился отцу нажаловаться.
– Голова в твоем организме не главное…
– Тоже мне умник.
– Ну, уж не дурак… Сомнительно, что Одинцов сегодня в лес отправится. Уже стемнело, и в такую пору там делать нечего. Но на всякий случай мы за ним присмотрим.
Геннадий Владимирович между тем остановился у супермаркета и вскоре скрылся за стеклянными дверями. Берсеньев загнал «Форд» на парковку, и мы приготовились к ожиданию. В магазине Одинцов пробыл недолго, с пакетом в руках вернулся к своей машине, а на ближайшем повороте свернул.
– Он едет к Ольге Валерьяновне, – сообразила я.
Через десять минут он тормозил во дворе ее дома, мы предпочли дожидаться в переулке. Берсеньев принялся свистеть, а я анализировать недавний разговор с Одинцовым. Он занервничал, узнав о находке, и эта оговорка, «вы с самого начала меня подозревали», весьма красноречивая оговорка, надо признать. Берсеньев прав, ему бы радоваться, что у следователей появились новые данные, а вовсе не нервничать. Что-то его, безусловно, насторожило, вряд ли найденная машина. Если в лесу машину бросил Одинцов, к такому развитию событий должен быть готов, рассчитывать, что ее вообще никогда не найдут, было бы слишком наивно. Значит, помимо машины, есть что-то еще… И все-таки я по-прежнему сомневаюсь в его виновности. Ну, нервничал… А я бы на его месте не нервничала? Боится оказаться в тюрьме по ложному обвинению. А кто бы не боялся? И даже эта оговорка… Чего я к ней привязалась? В общем, ничего толкового я так и не надумала и заскучала.
В квартире Ольги Валерьяновны Одинцов пробыл около часа. Его машина вновь оказалась в переулке, и мы пристроились за ней, держась на расстоянии. Теперь он направился в спальный район, я не знала, где живет его брат, но была уверена: Геннадий Владимирович следует к нему. Конечной точкой его маршрута стала серая девятиэтажка. Оставив машину во дворе, Одинцов вошел в первый подъезд.
– Не скажешь, что он нервничает, – заметил Берсеньев.
– Что ж ему, волосы на себе рвать?
На всякий случай я позвонила Димке, узнала адрес Васи Стрельникова. Так и есть, улица Тихонравова, дом пять. Берсеньев припарковал машину в конце двора, сложил на груди руки и приготовился ждать.
– И долго мы будем здесь сидеть? – спросила я.
– По обстоятельствам.
– Сам же сказал, вряд ли он решит бродить по лесу в темноте.
– Сказал. Но если он все-таки решит, а нас рядом не будет… Короче, топай домой и не действуй мне на нервы.
– Какая разница, где тоску гонять, здесь или дома, – буркнула я.
– Тоже верно…
До десяти мы сидели в машине, в конце концов мне это надоело, и я собралась восвояси.
– В шесть утра меня сменишь, – сказал мне Берсеньев на прощание. – Тебя разбудить?
– У меня будильник есть.
В пять я уже была на ногах, и будильник не понадобился, ночь опять выдалась бессонной. Ровно в шесть я входила во двор, Берсеньев вроде бы дремал в машине. Я постучала по стеклу, он уступил мне водительское кресло, потянулся, зевнул и начал меня инструктировать.
– Держишься на расстоянии. Если поймешь, что он направился за город, пришлешь мне смс и тут же слежку прекращаешь. На проселочной дороге он тебя засечет, так что не вздумай умничать, иначе все дело завалишь.
– А если он весь день будет в городе?
– Значит, не выпускаешь его из вида, только и всего. Справишься? – спросил он с сомнением.
– Обидное недоверие, дяденька, – съязвила я.
Берсеньев усмехнулся и быстрым шагом покинул двор.
А я стала ждать. Скоро глаза начали слипаться, вот ведь непруха, нет бы ночью спать… Я пожалела, что не взяла с собой кофе. Пошарила в бардачке, нет ли какого журнальчика. Впрочем, читать, не включая света, я все равно бы не смогла, да и журнала не оказалось. И как это люди в засаде сутками сидят? Кофе бы очень пригодился. Время тянулось медленно, я отчаянно зевала, терла глаза, поглядывая на первый подъезд. В окнах начал вспыхивать свет, поначалу в трех-четырех, потом уже половина окон была освещена, во дворе появились люди, насупленные, зевающие, как и я.
Вскоре возникла проблема. Машины друг за другом покидали двор, и к половине девятого их осталось всего шесть штук, не считая моей. Как бы Одинцов не обратил на меня внимания. Решив, что лучше не рисковать, малой скоростью направилась в переулок. Вот тут Геннадий и появился. В зеркало заднего вида я наблюдала, как он вышел из подъезда. В мою сторону даже не взглянул. Прошло минут десять, прежде чем я увидела машину Одинцова и пристроилась за ней. Правда, на значительном расстоянии. Полчаса пути по заснеженным улицам – и он свернул в тот самый переулок, где мы встретились вчера. Вклинился между двумя машинами, ткнувшись бампером в сугроб, и выбрался из своей тачки, держа в руках кожаную папку. Пока я аккуратно парковалась в нескольких десятках метров от его машины, Геннадий Владимирович скрылся за углом. Я припустилась следом, но увидеть, как он входит в здание, не успела, и это слегка нервировало, хотя сомневаться повода не было: куда ему еще деться? Если он собирается покинуть город, то вряд ли на своих двоих, такси тоже воспользоваться не решится. Своя машина все-таки предпочтительней.
От табличек на фасаде в глазах рябило. Пару минут я размышляла: может, стоит заглянуть внутрь, убедиться, что он на рабочем месте? А если столкнусь с ним нос к носу?
В здание я все-таки заглянула, охраны там не было, двое мужчин курили неподалеку. Только я собралась задать им вопрос, где находится рекламное агентство, как увидела Одинцова. Возле лестницы он разговаривал с полной дамой лет пятидесяти. На счастье, стоял ко мне спиной, и я выпорхнула на улицу, не успев попасться ему на глаза.
