Ромка нахмурился, а Женька схватила меня за руку.
– Шутишь?
– Нет. Все очень просто. Собака. Добрейший Ник, с чего бы ему кусать своего хозяина? Собаку пришлось убить. Для того Руслан и выдумал историю с его неожиданным бешенством. Если б я не была такой дурой, поняла бы это раньше. Ведь когда мы вошли в комнату Льва Николаевича той ночью, повязки на руке не было и никаких следов укуса, только я в тот момент не обратила на это внимание. Все очень просто: труп девушки зарыт прямо напротив моста под большой сосной, Ник разгребал в том месте землю и очень волновался. Мы с Русланом это видели. Оттого перед нами и разыграли очередной спектакль, а бедного пса застрелили.
– Подожди, – забеспокоилась Женька. – Если девушку зарыли под сосной, то почему труп охранника в подземелье оставили?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Возможно, просто не успели…
– Может быть другая причина, – заметил Ромка, с сочувствием глядя на меня. – Девчонке, которую держат в подземелье на воде и хлебе, не так легко убить ножницами дюжего мужика. Скорее всего парень умер не сразу, а похоронить его живьем даже чертов Руслан не смог.
Мы были правы. Прибывшая на остров милиция обнаружила труп девушки, который вскоре опознали. Однако, несмотря на это, арестовать Льва Николаевича оказалось делом непростым: из дома он исчез, впрочем, как и Олимпиада Назаровна. Никто их не видел и сообщить, куда они скрылись, не мог.
– Давайте-ка прогуляемся по дому, – решил Роман Андреевич.
Поначалу мы с Женькой ушам своим не поверили, но отказываться не стали. Переночевали у Любы и с утра отправились в пустовавший замок.
Ромка без труда открыл стеклянную дверь и присвистнул:
– Да… Показывайте свою шахту и кладовую.
Женька провела экскурсию. Муженек немного побродил, подумал и весело хмыкнул:
– Все проще простого. Бочка.
– Что бочка? – нахмурилась я.
– Ход в бочке. Ты ж сама говорила – охрана появлялась из кладовой. Никого нет и вдруг есть. Конечно, может, ход замаскирован полками, но мне больше нравится бочка. Особенно вот эта, из которой вино течет тонким ручейком.
– Почему же эта, а не пустая? – разозлилась Женька.
– Потому что я кино люблю, историко-приключенческое.
Ромка долго бродил вокруг бочки, тщательно осмотрел ее, убрал с соседней полки всю снедь и вновь принялся насвистывать и рассматривать, потом вдруг протянул руку… что-то щелкнуло, и бочка медленно отодвинулась в сторону, а мы увидели дверь, запертую на внушительного вида засов.
– Что я говорил? – довольно потирая руки, спросил Роман Андреевич и тут же нахмурился. – Вы вот что, вы меня наверху подождите…
– Еще чего? – возмутилась Женька. – Открывай быстрей.
– А ну марш наверх, – рявкнул Ромка, и я, само собой, бросилась к выходу, но Женька, набычившись, осталась стоять на месте. – До чего ж ты упрямая, – вздохнул Роман Андреевич.
– Упрямая, – согласно кивнула подружка.
– Ну что ж, пошли, тебе же хуже.
Ромка отодвинул засов, открыл дверь и вошел первым, а за ним Женька. Только я собралась последовать их примеру, как подружка заорала, а я хлопнулась на ступеньки, ожидая самого худшего.
Через минуту Женька явилась моим очам бледная, с дрожащими губами. Потом показался Роман Андреевич и буркнул:
– Звони ментам.
– Что там такое? – пискнула я.
– Труп вашего Льва Николаевича, разумеется. Вы ведь всерьез не верите, что он бессмертен?
– Но как же…
– Анфиса, от ваших тайн ничего не осталось, или почти ничего. Вот, взгляни. – Ромка протянул мне два листка бумаги. Пока Женька объяснялась с милицией, я торопливо прочитала их.
– Так брат Льва Николаевича бежал из клиники? – ахнула я.
– Бежал. Это и была та самая «неприятность», о которой говорил ваш хозяин. А теперь взгляни на даты рождения. Ну, как?
– Двадцать седьмого сентября и год… Они близнецы.
– Конечно. Киллер свое дело сделал.
– Но куда он делся? То есть куда они с Олимпиадой сбежали?
– Не знаю, – пожал плечами Ромка. – Не думаю, что для них было разумно оставаться здесь. Даже если бы менты не нашли труп, есть еще друзья Льва Николаевича, их-то они провести бы не смогли.
– Помнишь, племянница Олимпиады говорила, что у той где-то дом есть? – почесав в затылке, спросила Женька. – Проверим?
