– То есть ты мне не веришь?
Я засмеялась, так мне было весело.
– Странно, правда? – съязвила я, когда мне надоело смеяться.
– Ты обещала засадить меня в тюрьму, – вроде бы не слушая, продолжил он. – Или пристрелить, если я еще раз появлюсь здесь. Вот я здесь.
– Если у тебя тяга к суициду, мучиться недолго. Выйди на улицу, и ты, считай, покойник.
– Я мечтаю дожить до глубокой старости. Сейчас меня интересует, почему ты не сдала меня этим парням или своему дружку Вешнякову. Ведь могла, верно?
– Это никогда не поздно, – хмыкнула я. – Похоже, я даю слишком много обещаний: то шлепнуть, то посадить, то умереть… Женщины вообще слишком много болтают.
– Только не ты, – покачал головой Лукьянов.
– Скажи-ка лучше, на кой черт ты явился?
Он откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и прикрыл веки, сразу став похожим на преуспевающего менеджера, который коротает вечер перед телевизором. Жаль, очки не надел для полноты образа.
– Это очень непросто объяснить, – ответил он, когда я и думать забыла о своем вопросе. – Иногда человек живет и что-то очень важное оставляет на потом. Завтра скажу, завтра сделаю… У тебя так не бывает? – спросил он.
– Сколько угодно, который год собираюсь выйти замуж, а Вешняков пятую зиму подряд мечтает покататься на лыжах.
– И что?
– Ничего.
– Тогда ты меня поймешь. Когда завтра уже нет, торопишься что-то сделать сегодня.
– Сегодня на лыжах бесполезно. И замуж поздновато, – на всякий случай предупредила я.
Он покачал головой.
– Шутишь ты по-прежнему паршиво.
– А ты паршиво прикидываешься, – не осталась я в долгу. – Тебе что-то от меня надо. Пока мне трудно вообразить что, но скоро станет ясно. И ты являешься сюда, чтобы основательно загрузить мой мозг всякой чепухой, которая, с твоей точки зрения, сделает меня покладистой. Ты пофилософствуешь и, возможно, даже намекнешь на былую любовь – свою, не мою.
– Ты правда так думаешь? – улыбнулся он.
– А почему бы и нет? – пожала я плечами. – Лично я именно так бы и сделала. Рассказала бы о дикой страсти, что некогда бушевала в груди, но ты, думая о моем благе, прятал ее в глубинах души и ушел, сжав в кулак свое бедное сердце.
– Звучит по-дурацки, – кивнул он. – А ты знаешь, что в каждой шутке… знаешь, – кивнул он. – Но меня не это сейчас интересует. Уже давно меня мучает вот какой вопрос… – Он вдруг перегнулся ко мне, взял за руку и, разглядывая пальцы, спросил: – Ты любила меня? – Он поднял взгляд, и мне стало не по себе. – Ты в самом деле любила меня?
Я поспешила напомнить себе, что передо мной Лукьянов, который ни в грош не ставил жизнь ни свою, ни чужую (хотя насчет своей, возможно, врал) и мастерски обольщал женщин всех возрастов. Я, к примеру, не просто поглупела, у меня начисто снесло башню.
– Конечно, – кивнула я с готовностью. – Я ж клялась умереть за тебя.
– А что я тогда ответил? – спросил он, касаясь пальцами моего лица. Это становилось даже интересно. Я бы классифицировала сие как наглость без границ.
– Не помню, – улыбнулась я. – Какую-нибудь гадость.
– Я тоже не помню, – кивнул он, сложил руки на коленях и вроде задумался. – Если честно, я всегда считал тебя беспринципной стервой, которая очень любит во что-то играть. Актеры играют на сцене, а ты играешь в жизни.
– Ты уже про это рассказывал, – отмахнулась я.
– Наверняка. Но при этом оставалось вот такусенькое сомнение. – Он продемонстрировал крохотный зазор между пальцами. – А вдруг ты не врешь? Назови это надеждой.
– Успокойся. Я врала, как врут все бабы мужикам, с которыми спят. А сейчас выметайся, мне пора на покой.
Я поднялась, намереваясь отправиться в ванную.
– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил он с ухмылкой. – В самом деле хочешь?
– На самом-то деле я хочу броситься тебе на шею, – пожала я плечами. – Вот прямо сейчас и брошусь. Ты этого добиваешься?
– Конечно. Зачем я пришел, по-твоему?
– Знаешь, кого мы сейчас напоминаем? Двух шулеров. Я признаюсь тебе в любви, и ты откроешь мне свои объятия. При этом я буду гадать, зачем тебе так хочется остаться, а ты продолжишь подозревать меня во всех смертных грехах. Например, что я шпионю для Деда и очень хочу знать, что у тебя на уме.
– Точно, – хохотнул Лукьянов. – Теперь ты поняла, почему я сбежал? Ты – это ты, а я – это я. И с этим, похоже, ничего не поделаешь.
– Если б я была Алисой в Стране чудес, самое время произнести: «все чудесатее и чудесатее». Но у
