Николаева о бандитских разборках стали понятны. Наш город славился тем, что в благословенные девяностые мог похвастать относительной тишиной, и кое-кто, к примеру, тот же Вешняков, считал, что сие во многом благодаря Тагаеву, который в определенных кругах тоже хорошо известен под милым прозвищем ТТ. На заре туманной юности он подмял под себя многочисленные группировки, которых развелось как бездомных кошек, и диктовал им свои условия, так что, по большей части, обходилось без стрельбы, народ предпочитал между собой договариваться. Тимур смуты не терпел и карал за самодеятельность правых и виноватых, за что менты к нему в нашем городе относились если не с большой любовью, то, безусловно, с некоторой долей уважения. Он, в свою очередь, старался им работы не прибавлять, и оттого уживались они вполне мирно.
Беспокойство Артема и мне передалось, бандитские разборки меня, по большому счету, не волновали, если бы не одно «но»: по словам парня со стоянки, Седой был в компании толстяка, у которого Витька Симушин стянул бумажник. Теперь он сидит со сломанной шеей, а я своими глазами видела половинку банкноты на столе Тимура.
– Ну и чем этот Седой знаменит? – вздохнула я, Валерка взглянул на нас и, насвистывая веселый мотивчик, удалился в холл. Артем проводил его долгим взглядом и повернулся ко мне.
– Он из команды Тимура. Поговаривают даже, что они друзья.
– Врут, – усмехнулась я. – У Тимура нет друзей, одни соратники.
Но смешно не было.
– Тебе лучше знать, – буркнул Артем. – Однако, имея представление о характере Тагаева, я бы и соратника трогать не стал. Но кто-то рискнул. Николаев-то хоть и дурак набитый, но прав, нам война ни к чему. А разборок не миновать, когда тут такое дело.
– Та-ак, – протянула я. – И кто, по-твоему, мог на это решиться?
– Спроси что-нибудь полегче, – вновь проворчал он. – Тут вот еще что… – он тяжко вздохнул, пряча взгляд.
Причину его беспокойства я так до конца и не поняла. Допустим, бандитские разборки ему не нужны. Когда в городе становится шумно, обыватели волнуются, народные избранники проявляют недовольство, а начальство гневается. Но, сказать по чести, Артем хоть и любил прикидываться сиротой, но начальства не очень-то боялся и за место свое, в отличие от того же Николаева, не дрожал. Значит, есть еще что-то. Но мне об этом он поведать не спешит.
– Взгляни на него, – вдруг сказал он, кивнув на труп. – Тебе не кажется, что это послание?
Поначалу я решила, что Артем шутит. Но на труп посмотрела с большим вниманием. Седому сломали шею, а потом зачем-то перетащили в туалет и усадили в очень странной позе с петлей на шее. Зачем этот спектакль, если Валера на месте отмел идею о самоубийстве?
Допустим, убийца шею человеку сломал, сам того не желая, и с перепугу инсценировал самоубийство. Такое в голову могло прийти разве что дилетанту, понятия не имеющему о судебно-медицинской экспертизе и даже детективы не читающему, потому что если читает, то знать должен: такие штуки не проходят.
Я вновь перевела взгляд на крюк. Чтобы поверить, будто на нем можно удавиться, и вовсе надо быть дураком. Но главное, руки убитого. Эти самые раскрытые ладони, точно он кому-то что-то протягивал. «А ведь Артем прав», – хмуро решила я и в тот же миг ощутила укол в сердце. Как предчувствие. Был у меня приятель, мастер на такие фокусы. Я с беспокойством взглянула на Артема, он тоже хмурился, разглядывая труп, а я погнала прочь пришедшую на ум мысль. Чушь. Артем не знает, что Лукьянов жив. Никто не знает, только я и Тимур.
– Выглядит действительно странно, – кашлянув, сказала я. – Соображения есть?
– В руках у него что-то было. И это что-то человек, которому адресовано послание, получил.
– Кто труп обнаружил?
– Неизвестный позвонил в милицию. Ребята приехали, входная дверь не заперта. В квартире никаких следов борьбы. Сначала решили: удавился дядя. Но Валерка, лишь только на него взглянул, отмел идею как бредовую.
– Никаких следов борьбы, – кивнула я. – Значит, кто-то из тех, кому Седой доверял.
– Необязательно. Убийца мог проникнуть в квартиру и поджидать его возле двери или в любом другом месте, подошел сзади и… для специалиста это раз плюнуть. Взять хоть спецназовца, к примеру, их этому обучают.
– Спецназовец – это хорошо, – вздохнула я.
– Ага. Или профессиональный киллер.
– По-твоему, звонил вам он?
– Не складывается, если речь идет о послании. Убили мужика минимум двенадцать часов назад, а позвонили недавно.
– Значит, кто-то пришел, увидел то, что должен был увидеть, и вызвал милицию.
– Логично, – пожал Вешняков плечами. – Ребята соседей опрашивали, одна бабка заметила машину возле подъезда, примерно часа в четыре. Из подъезда вышел мужчина, бабке показалось, нервничал, сел в машину и уехал. Через два часа раздался звонок в милиции.
Я взглянула на часы. Примерно в то время я была у Тимура.
– Думаешь, это тот мужик позвонил?
– Может, он, может, кто другой. Бабка его здесь раньше никогда не видела. Да и самого Седого знать не знает. Он не особо общительный.
– Жил один?
– По-разному. В основном с бабами из «Пирамиды», подолгу не держались. Жена, правда, тоже есть и двое детей, но жили уже лет пять врозь, хоть и не развелись. Последняя девица съехала месяц назад, а новую он не завел.
