15
Вечер подкрадывался, как охотящийся кот, и сумерки еще не наступили. Нужно было возвратиться на десять километров обратно по N13, но Никита не торопился. Сейчас, когда оказалось, что все произошедшее очень, ну просто очень похоже на дорогу к сокровищам, хотелось продлить ощущение приключения.
– Его давно откопали, наверное... – сказала Ольга таким голосом, чтобы никто не подумал, будто она в самом деле думает именно так.
– Может, и откопали, а может, и нет. – Малиновский снова курил. – Посмотрим.
– Эх, надо было у того жулика лопату отобрать, – вздохнул Женька.
– Ребят, ну какая лопата...
– Хорошая, Никита, и желательно в количестве две штуки.
– А меня вы почему вычеркиваете? – возмутилась Ольга. – Как будто мы с вами никогда картошку на Никиткиной дачке не копали.
– Картошка, – мечтательно протянул Женька, – жуки колорадские... Вот найдем клад, и купим виллу в Довиле, и никакой вам картошки и жуков.
– Это, брат, как-то... не по-советски, – заметил Никита, и тут все не выдержали и захохотали наконец. Лирическое настроение отступило. – Надо, чтобы грядочки так рядочками, томаты на зиму закатывать, огурчики солить. Эти, в Довиле, небось и не знают, что такое настоящие соленые огурчики!
– Тетя Таня мне обещала к зиме дать по банке – огурчиков там, грибочков...
– Тетя Таня даст, конечно... по банке. – Никита протянул руку и почесал Ольгу за ушком так естественно, как будто каждый день это проделывал. – И Ольке даст. А Олька привезет огурцы в Довиль и станет ими угощать Вуди Аллена.
– Вуди Аллена еще можно, – задумчиво сказала Ольга. – Он поймет и снимет очередной шедевр, который оценят не все современники. А вот Спилбергу я бы огурцов не решилась предложить. Не знаю, что бы с ними умудрился сделать Спилберг...
– Исторический фильм. «Месть соленых огурцов». И в конце такой вопль: «Свобода-а-а-а!» – как Мел Гибсон кричал.
– Или «Соленые огурцы возвращаются»!
– Женечка, это фильм ужасов!
Они смеялись до тех пор, пока Ольга не увидела указатель.
– Никит, через километр поворот. Шато Беллено.
– Вот вам и замок. – Малиновский еще сбавил скорость, чтоб не пропустить съезд.
– Развалины, наверное, – предположил Женька, – а по ним бродят призраки.
– Не думаю. Тут, как правило, все содержится в идеальном порядке. Это вам не ветшающие русские поместья...
Никита повернул, и «Пассат» медленно ехал по дороге, а Ольга высматривала указатели. Но долго угадывать не пришлось – дорога повернула и привела к гостеприимно распахнутым воротам.
– Вот вам и развалины с привидениями, – присвистнул Женька.
За воротами лежал обширный двор, усыпанный, в местных традициях, мелким гравием; дорога вела к основному зданию, трехэтажному, серокаменному, с двумя башенками по краям. В башенках кокетливо поблескивали под закатным светом крохотные окошки. На тумбе посреди круглой дворовой клумбы призывно изгибалась русалка с бирюзовым хвостом, охраняемая двумя пирамидальными кипарисами; на воротных столбах с удобством расположились небольшие каменные львы. Это было похоже на загородное жилище какого-нибудь аристократа, чем, наверное, и являлось когда-то.
Никита въехал во двор, благо никто не пытался остановить незваных посетителей, и припарковался рядом с крохотным, похожим на помидор черри автомобильчиком пронзительно-красного цвета. Под сенью раскидистого ливанского кедра стояло еще несколько разнокалиберных машин. У основного здания Ольга увидела парочку пальм. В замке светилось несколько окон.
– Похоже, он жилой.
– И еще на отель похоже, – сказал Никита. – Ну что, кладоискатели? Пойдем осмотримся?
– А думаешь, можно?
– А кто нас остановит?
Они вышли из машины, Женька на всякий случай захватил с собой рюкзак, где по-прежнему лежали распечатки, а Ольга, поддавшись порыву, вытащила из багажника спасенный чемоданчик. Ей казалось, что будет справедливо взять его с собой.
– Ну что, могли немцы в таком месте закопать сокровища? – спросил Никита непонятно у кого. Ответил ему Женька:
– Думаю, могли. И думаю, что не успели вывезти, и здесь Шефер Левассёру не соврал. Наверняка путь, о котором рассказал умирающий, был гораздо проще, чем в изложении дядюшки Луи. Наверное, старик не хотел, чтоб сокровища достались дитятке просто так...
Малиновский сунул руки в карманы джинсов.
– Вопрос с племянником, кстати, пока остается невыясненным, – сказал он. – Куда он делся?
– Если мы что-то найдем, это будет громкая история, – заметила Ольга. – Тогда все родственники сразу отыщутся.
– Если найдем.
– Не знаю, Никит... Мы ведь сюда все-таки приехали.
– Ладно, – сказал Малиновский, – давайте прогуляемся.
Есть тут сокровище или нет, все равно место очень хорошее, думала Ольга. Оставили ли отступающие немцы картины и посуду в подполе или под ближайшим дубом, или же все это выдумка эксцентричного дядюшки – неважно. Главное, что дорога привела в уголок, о котором сразу понятно: вот здесь хочется подольше побыть. Солнце опустилось достаточно низко, и от деревьев тянулись длинные тени. Где-то журчала вода – фонтан или ручеек, сильно пахло цветами, в кустах возились птицы, откуда-то долетал заливистый женский смех.
– Сюда ведь тоже десантники высадились, – заговорил Никита, – они везде высаживались. Представляете, сидят немцы, вдруг с неба падают союзники... Куда бы вы сокровище запихали? В подвал – не вариант, замуровывать долго...
– В пещеру какую-нибудь или в грот, – предположила Ольга.
– Или в незаметную беседку...
– Понятно. Сад, кажется, там. – Никита указал направление.
Они обошли здание сбоку и остановились, глядя на простирающиеся перед ними сады.
– Ого, – сказала Ольга восхищенно, – это сколько же копать?!
– Думаю, тут до нас перекопали. Нельзя так ухаживать за садом и не копать, – мрачно заметил Женька.
– Ну почему? – Ольга не теряла оптимизма. – Вот смотрите, какая прекрасная здоровенная ель! А вдруг клад спрятан у нее под корнями?
Все подошли поближе и серьезно посмотрели на дерево, после чего сообща признали ее достойной представительницей семейства сосновых, отдела хвойных.
– Без лопаты все равно не справиться, – вздохнул Женька.
Никита открыл было рот, чтобы ответить, но тут до них долетел веселый возглас:
– Mon Dieu! C’est ma valise![15]
Трое путешественников синхронно обернулись.
От дома быстрым шагом шла невысокая худенькая женщина лет двадцати пяти – двадцати семи, с короткими вьющимися, черными, как смоль, кудрями. На ней была развевающаяся юбка в легкомысленный цветочек, простой хлопковый топ и босоножки без каблука; на шее тонко поблескивала серебряная цепочка с бриллиантовой слезой. Подойдя ближе, незнакомка уперла руки в бока и повторила:
