А в какой-то момент Аникееву почудилось, что и экраны исчезли, таким глубоким и естественным стал пейзаж за бортом: будто мчишься на дельтаплане, прохладные потоки воздуха освежают лицо, и запах преющих трав проникает в ноздри, вызывая неудержимое желание вдыхать, вдыхать…
Аникееву показалось, что на какое-то время он отключился. Такое ощущение у него было, когда во время одной из медицинских комиссий пришлось пройти тест под общим наркозом. Сознание выключилось и сразу включилось, из жизни попросту исчезли минуты, а может, часы.
«Орион» висел неподвижно над лесной поляной на высоте метров пятидесяти.
– Ого! – услышал Аникеев возглас Карташова, и несколько взволнованных голосов прокричали что-то, и сам Аникеев, наверное, что-то кричал, а потом осознал себя командиром, за которым оставалось принятие решения.
– Посадка! – сказал он. – Всем приготовиться!
«Орион» начал медленно опускаться в полной тишине, и Аникеев услышал звук, который меньше всего можно было ждать: то ли в помещении рубки, то ли снаружи громко застрекотал сверчок. Ошибиться Аникеев не мог: под эти звуки он засыпал в детстве, когда приезжал на лето к бабушке в Одинцово. И бывало, ночью, проснувшись от того, что на него смотрела в окно полная и серьезная, как учительница физики, Луна, он слышал все тот же звук, будто сверчок не умолкал ни на секунду, размечая время от заката до восхода.
– Это только я слышу? – Голос Бруно вывел Аникеева из состояния задумчивости, которой не было сейчас места. – Цикада? Здесь?
Движение прекратилось.
Они были на Марсе.
На Марсе? Лесная поляна, звуки…
Трансформация между тем продолжалась. Люди еще не пришли в себя от пережитого шока. Они сидели в посадочных креслах и рассматривали открывшийся за окном пейзаж, ощущая себя под куполом марсианского неба, окруженные со всех сторон странными деревьями марсианского леса. Небо было не желто-бурым, как следовало бы ожидать, а светло-зеленым с голубым отливом, и по нему, как лодки по реке, медленно плыли почти прозрачные серебристые облака. А лес… Здесь не росли деревья, которые командир любил с детства, и все же в беспутстве зелени чудилось Аникееву что-то знакомое, хотя он и не мог вспомнить, где и когда видел подобный пейзаж. Раздумья и поиски аналогий он оставил на потом.
– Мы на Марсе, – сказал он. – «Орион» сел.
Карташову послышался в словах командира вопросительный оттенок, будто Аникеев хотел, чтобы кто- нибудь подтвердил: ощущения не обманывают, они действительно на Марсе. Ответить он не успел, первым подал голос Гивенс, во весь свой немаленький рост возникший перед консолью управления.
– Господа, – торжественно произнес Смотритель, – мы на Марсе. «Орион» сел.
– Почему, – ворчливо произнес Аникеев, пытаясь интонацией вернуть друзей к реальности, – Марс стал другим?
– Пожалуйста, – поднял обе руки Гивенс, – вопросы потом. Я отвечу на все. Кстати, – добавил он, – отвечая, я и сам пойму все, что происходит, потому что… м-м… знание возникает в голове не сразу… Понимаете, командир, я чувствую, как в памяти всплывают давно забытые знания. Когда-то я брал в университете Айовы курсы по физике, которые потом не пригодились. Я думал, что забыл, а однажды попалась книга, надо было прочесть, и память будто раскрылась… вы понимаете, что я хочу сказать…
– Понимаем, – за всех ответил Аникеев. – Первый вопрос: ты сейчас голограмма или…
Гивенс подошел к креслу командира, протянул руку, Аникеев ухватился за протянутую ладонь и поднялся на ноги. Ожидал ощутить неуверенность, но на ногах он стоял твердо.
Карташов, Жобан, Пичеррили и Булл уже встали рядом, хлопали друг друга по плечам, каждый выражал восторг по-своему, каждый хотел и Гивенса похлопать по плечу или хотя бы дотронуться, чтобы ощутить его материальность. Смотритель отступил на шаг и обратился к Аникееву:
– Моя миссия выполнена, командир, так я чувствую. Трансформация закончена, цель достигнута. Спрашивайте, я буду извлекать из памяти все, что в ней оказалось. Но решать вам.
Аникеев подошел к огромному иллюминатору.
– Что-то это мне напоминает, – сказал он, кивая на пейзаж. – Не могу вспомнить только, что именно.
– Рисунок из «Палеонтологического атласа» Гровза, – подсказал Булл. – Это лес Девонского периода.
– Со сверчком? – усмехнулся Аникеев.
– Вряд ли там настоящий сверчок, – пожал плечами Булл.
– Мы на Марсе или на древней Земле?
– Здесь есть река, по которой я плыл! – уверенно произнес Карташов.
– Ты плыл по этой реке, ты дышал этим воздухом…
– Да, командир, и, если я не умер…
– Гивенс?
– Вопрос понятен, командир. Этим воздухом можно дышать. Здесь нет и опасных для жизни человека микроорганизмов.
– И все же это – Марс?
Смотритель кивнул.
– Если это пульт управления, – заметил Аникеев, обращаясь к Гивенсу, – то мы не умеем работать с такой системой. А мне нужны, во-первых, данные о том, уходит ли на Землю телеметрия. После трансформации сохранились ли антенны?
– Сигнал достаточно мощный и направлен на Землю, – перебил командира Гивенс. – Полагаю, там сейчас уже знают о том, что «Орион» совершил посадку. Минут через двадцать мы услышим Землю.
– Представляю, что творится в ЦУПе, – пробормотал Карташов.
– Послушайте, – Пичеррили, наконец, тоже пришел в себя и возбужденно перебегал от одной консоли к другой, прижимался лицом к иллюминатору и разглядывал деревья, песок, небо. – Послушайте, о чем мы тут… Я так понимаю, что мы можем выйти. Без скафандров! Кто первый? Кто скажет: «Маленький шаг человека…»? Команданте!
– Никто никуда не выйдет, пока мы не получим исчерпывающие ответы на вопросы, – спокойно сказал Аникеев. – У нас есть четверть часа до того, как Земля наладит связь, и нужно будет дать наш анализ ситуации. Садитесь, господа. Послушаем Эда.
Взрыв на Фобосе зафиксировали все космические телескопы, нацеленные на Марс. Американский фототелевизионный спутник взрыва не зарегистрировал – аппарат находился в этот момент над противоположной стороной планеты, но информация об изменениях на самом Марсе была сброшена на Землю, и в ЦУПе одновременно с ошеломившей всех новостью о взрыве увидели на экранах, как Марс в мгновение ока изменился. Это выглядело фантастикой. Все, кто находился в подмосковном ЦУПе, в зале контроля в Хьюстоне, в обсерваториях на Гавайях и в Чили, не верили своим глазам…
– Хьюстон! Вы видите это?
– Москва! Вы видите то же, что мы?
– Зеленая планета!
– Это что, океан? Какой красивый бирюзовый цвет!
– Невероятно!
– Невозможно!
– Хьюстон! Вижу на ночной стороне цепь огней, в точности как на наших фотографиях ночной Земли! Города? На Марсе?
– Москва! Поступил сигнал от «Ориона»!
– Видим, Хьюстон! Ник, это сообщение об автоматической посадке!
– Да! Сейчас должно быть изображение от внешних камер, они включаются, как только скорость сбрасывается до нуля. Боже! Вы видите, Глеб?
– Вижу, это что-то…
– Лес?
– Похоже, но этого быть не может! Оператор вызывает «Орион». Ответа пока нет, я очень надеюсь,