Из Малахитового зала министр-председатель едва не опрометью бросился на узел связи. Настрочил телеграмму, протянул дежурному:
— Передать немедленно!
На бланке значилось: «Ставка. Генералу Корнилову. Приказываю вам немедленно сдать должность генералу Лукомскому, которому, впредь до прибытия нового верховного главнокомандующего, вступить во временное исполнение обязанностей главковерха. Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград. Керенский».
Выдав одним залпом сразу два «немедленно», он устремился назад в кабинет. Сейчас он находился в том состоянии, в каком пребывал в первые часы Февральской революции. Едва достигнув кресла, упал в него, погрузился в полуобморок. Через полчаса, придя в себя, он уже снова готов был к действиям. Восхитительное состояние: властелин! Вот, наверное, сущность самодержца, «царя великия и белыя и малыя Руси»! Но те, предшествующие, все же должны были спрашивать советов у своих премьеров, министров и прочих, а он отныне сам себе и премьер, и президент, и верховный главнокомандующий!.. Да, да, еще вечером, перед экстренным заседанием кабинета, он решил: возьмет на себя и Ставку. Чтобы никогда впредь не было соперничества, армия станет его и все отныне будут под ним!..
Игрок и артист, в данный момент он руководствовался не только азартом. По существу, он хотел получить от России то же самое, что и Корнилов. Но, выслушав Львова, а затем и сняв ленту с аппарата Юза, он понял: с Корниловым ему власти не поделить. Или он — или генерал. Победа главковерха будет означать для Керенского смерть. Все виды смерти: политическую, моральную и едва ли не физическую. Он глянул в самую пропасть ненависти Корнилова, как в черный бездонный колодец. Но если победит он, Керенский, то навсегда уйдет «народный вождь». Aut vincere aut mori![24] Только так. Остальные, все эти трусливо поджавшие хвосты министры и комиссары, еще как-нибудь пристроятся, вымозжат теплые местечки: за них заступятся партии, союзы промышленников и торговцев. Не в счет, конечно, эсеры и меньшевики — их песенка тоже будет спета. И им, и их Совдепам Корнилов оторвет головы, как крикливым петухам.
У него тоже нет выбора. Но обостренной интуицией, по наитию он теперь знает, на кого опереться. Однажды, на старте, на самом взлете, ему это удалось. Та сила, которая всей тяжестью ударит по противоположному концу доски, на которой станет он, чтобы одним махом вознести его, как трамплином, под купол. «Страшная сила давления стихии расплавленных революцией народных масс». Такими словами определил он для себя эту силу.
Нет сомнения, генералитет и высшее офицерство — все на стороне Корнилова. Но надвигающиеся на Питер дивизии — не из одних генералов, штабс-обер-офицеров. Их солдаты — часть тех же расплавленных революцией масс. Теперь он готов был молиться на «Приказ № 1», на армейские комитеты. Вот через кого он будет действовать!
И еще — пусть не покажется фантастичным — через своих злейших и не менее опасных, чем Корнилов, врагов. Да-да, врагов слева — большевиков. Они-то уж наверняка клюнут на удочку с наживкой — Корниловым.
А потом он повторит то самое, что уже проделывал не раз. Последний пример: июльские дни. Толпа, улица падки на красивые слова. Ему, Александру Федоровичу, в чужой карман за ними не лезть. Итак…
— Пригласите — и немедленно! — Бориса Викторовича!
Савинков почти в такой же степени, как и он, не мог рассчитывать на милость генерала Корнилова. Сейчас они должны действовать рука об руку.
— Александр Федорович, слушаю вас! — Теперь как исключение управляющий военмина, войдя в кабинет, тотчас вынул правую руку из кармана.
— Вы принимаете мое предложение стать военным генерал-губернатором Петрограда и его окрестностей с оставлением в занимаемых должностях?
— Обстоятельства побуждают, — наклонил голову террорист. — Другой фигуры подле вас не вижу. Но нужно попытаться еще раз миром договориться с главковерхом.
— Поздно. Я уже отстранил его от должности верховного. Впрочем, позже можете связаться с ним по Юзу.
А сейчас от моего имени отдайте распоряжение по всем железным дорогам — остановить движение эшелонов с войсками в сторону столицы. И… Керенский нарочно сделал паузу, чтобы почувствовать, какой эффект произведет последующее: — Как генерал-губернатор, прикажите начать вооружение рабочих дружин по районам, на заводах и фабриках, а также, отменив все предыдущие распоряжения по упразднению крепости Кронштадт, вызовите с острова Котлин несколько тысяч моряков. Для охраны учреждений революции!
Он добился ожидаемого эффекта: с лица Бориса Викторовича спала всегдашняя меланхолия — он пронзил министра-председателя изумленным стальным взглядом.
— Вы учли все последствия, Александр Федорович? — медленно проговорил он.
— Вполне, — заверил Керенский.
Примерно в этот же утренний час телеграмма Керенского, принятая и расшифрованная в Ставке, была передана дежурным офицером-связистом начальнику штаба главковерха. Лукомский тут же поспешил с бланком в кабинет Корнилова. Генерал прочел — и лицо его окаменело.
— Не понимаю, — процедил он.
— Сейчас попытаемся разобраться, — отозвался Лукомский и приказал адъютанту: — Разыскать Филоненко! Сюда его!
Комиссарверх появился через несколько минут. Начальник штаба сунул ему буквально под нос бланк:
— Вы, если не ошибаюсь, комиссар Временного и лучший друг Савинкова? Как прикажете понимать поведение ваших патронов?
Филоненко перечитал телеграмму:
— Это глупая шутка. Или подлог. Обратите внимание: на ней нет номера. Подписана просто: «Керенский». К тому же главковерх может быть уволен от должности только по постановлению правительства, а не волей одного министра-председателя.
И правда, документ был оформлен с нарушением элементарных правил.
— Я убежден — это подлог. Потому что не могу представить, чем могло быть продиктовано такое решение, — повторил Филоненко.
В кабинете уже были и Завойко и Аладьин. Телеграмма пошла по рукам.
— Это провокация, подстроенная «балериной»! — заключил ординарец-советник.
Филоненко должен был защищать честь мундира:
— В корне всего лежит недоразумение. Его можно и должно выяснить! Я свяжусь по прямому проводу с Савинковым.
Вскоре управляющий военмина был уже на проводе. Комиссарверх в сопровождении Завойко и Аладьина поспешил на узел связи.
«Телеграмма министра-председателя подлинная, — отстучал аппарат. — С первым же поездом выезжайте из Ставки в Петроград».
— Спросите, хочет ли Борис Викторович переговорить с самим Лавром Георгиевичем, — подсказал Завойко.
«Да, но позже, часа в два пополудни». Вернулись в кабинет верховного. Доложили.
— Тем лучше, — скупо процедил Корнилов. Перевел колючий взгляд на Лукомского: — Ваш черед отвечать фигляру.
Начальник штаба тут же в кабинете написал ответ на телеграмму Керенского: «Ради спасения России вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию». Поставил точку, протянул лист главковерху.
— Благодарю. Не сомневался. Проинформируйте об этом инциденте всех главнокомандующих
