— Подождите, братья, — остановил их мурза. — Аллах отнял у вас разум. В арбах больше четырехсот кадаков[41] драгоценного металла!
Сообщники остановились.
— Ты прав, о мудрый Бахар! А как поделим бакшиш[42]? — спросил племянник Саллах-Олыба: родственные чувства напрочь покинули его разум и сердце, глаза сверкали лихорадочным огнем, голова кружилась, руки дрожали, ноги сводила судорога.
— Да, как поделим? — эхом отозвался Кудеяр-бей, не менее возбужденный.
— А он уже поделен. Вам по сто кадаков, остальное мне. — Невозмутимый мурза наслаждался их жадностью.
— Это нечестно! — возмутился писарь.
— Да, так нехорошо поступать! — вторил ему военачальник, у которого нет войска.
— А кто нашел вам эту работу? Если вы не. согласны, я отошлю серебро обратно Токтамышу. Его люди еще тут.
— Мы согласны, — сказал писарь.
— Мы согласны, — тотчас повторил за ним родич Мамая.
— Хорошо, — заключил Бахар-мурза. — Это только половина награды за пайцзу. Верные люди доставят серебро в ваши дома.
— Мы сами! — вскочил Кудеяр-бей.
— Сами доставим! — сделал то же Асат-кятиб.
— Вы опять не подумали, — осадил их мурза. — Всюду глаза и уши Али-султана. Вы что, хотите потерять головы?
Сообщники вынуждены были согласиться с ним.
Глава шестая
Громкий разговор в поле
— Коня!
— Коня Султану Высочайшей Орды! Коня! — громогласно прокатилось по дворцу и вылетело наружу.
— Тысячу «яростных» к походу!
— Тысячу «яростных»!
— Стройтесь, нукеры Непобедимого!
Правитель Золотой Орды сбежал с лестницы. Ему подвели золотистой масти нисийского жеребца. Султан со ступеньки прыгнул в седло. Нисиец встал на дыбы и ринулся вперед. Тысяча закованных в броню воинов устремилась за ним...
Неистово взбурлила столица Дешт-и Кыпчака. С базаров по всем улицам бежали люди.
— Токтамыш идет! — сполошно раздавалось вокруг. — Горе нам! О Аллах, охрани наши дома!
Завидев отряд султанской гвардии, народ останавливался, просил:
— Защити нас, о Светоносный и Непобедимый Али-ан-Насир!
— Бери наших сыновей!
— Мы с тобой, Ослепительный!..
К отряду султана со всех сторон стекались вооруженные всадники. Даже иноземные купцы послали в бой половину своей стражи: хорошо знали богатеи — при смене власти они пострадают в первую очередь!
Вместе с татарами стремились в схватку с Токтамышем иранцы, арабы, генуэзцы, турки, армяне, грузины, касоги. С двумя сотнями витязей за Али-ан-Насира встал только что прибывший в Сарай ал-Джедид и русский посол Семен Мелик. Всего сотню охраны оставил он при дарах княжеских.
Али, не останавливая иноходца, все видел, все примечал. Так что, когда он выехал наконец в степь, около десяти тысяч разноплеменных всадников летели с ним навстречу беде.
Когда султану доложили, что Токтамыш всего с пятью тысячами воинов осмелился встать лицом перед самим бакаулом, он тотчас воспользовался советом мурзы Кудеяра. Советом, который Али-ан-Насир в раздражении назвал глупым. А теперь...
— У кюрягана в два раза меньше батыров, к тому же они устали от долгой скачки. Почему Тагир-бей не разметал кайсаков Токтамыша по степи? — спросил Али-султан гонца.
— Бакаул не осмеливается пролить кровь потомка Чингисхана, — ответил посланник Та-гир-бея, посерев лицом.
— Тамиржан-бинбаши, мир праху его, не побоялся схватить дерзкого, а главный начальник всех моих войск боится?! Коня!..
Только стремительность в действиях могла сейчас сохранить трон султану, только решимость сокрушить зарвавшегося царевича-чинги-сида могла сберечь собственную жизнь властителя Золотой Орды. Али-ан-Насир был молод, умирать не хотел, поэтому не колебался.
«Тагир-бея на кол посажу, — в запальчивости думал султан. — Он изменил мне, с-соба-ка...»
Навстречу скакал новый гонец. Увидев массу вооруженных всадников, он круто развернул коня, чтобы уравнять скорость с ними. Али-ан-Насир узнал сотника Максума. «Неужели Тагир-бей вместе с туменом перешел на сторону Токтамыша?!» — обожгла сердце властелина горячая мысль.
Султан остановил коня. Максум-юзбаши спрыгнул наземь, стал на колени.
— Говори!
— Прости, о Великий! В тумене неспокойно. Бакаул Тагир-бей убит!
— Кто убил его?!
— Твоим высоким именем это сделал Сагадей-нойон. Он взял команду на себя и приказал готовиться к бою. Но два тысячника — Караба-ла и Усман — ушли со своими батырами к Токтамышу.
— Все две тысячи ушли?
— Около пяти сотен преданных тебе батыров остались. Им пришлось отбиваться мечами от изменников.
— Я возвеличу их! Что делает Токтамыш?
— Стоит напротив и как будто ждет подмоги. Его воины подъезжают к передовым тысячам тумена и насмехаются над ними, на поединки зовут.
— Сейчас мы вместе смеяться будем, когда Токтамышевых хвастунов арканами повяжем, — зловеще пообещал Али-султан. — Вперед, быстрокрылые кречеты! — воззвал он. — Битва ждет нас! — И, уже сорвав коня с места, приказал: — Юзбаши Максум, ты теперь всегда будешь рядом со мной!
Вскоре войско Али-ан-Насира встретили охранные отряды Сагадей-нойона. Еще через малое время медведеподобный тысячник стоял, склонив круглую голову, перед властелином Золотой Орды. Султан не разрешил ему сходить с коня. Гордый этим, военачальник доложил глухим прерывающимся голосом:
— Батыры твои, о Великий, готовы наступать. Приказывай!
— Наступать мы обязательно будем, — заверил его Али-ан-Насир. — Будем, мой храбрый и преданный тумен-баши[43] Сагадей-нойон...
Вот сейчас бывший тысячник и начальник царской охоты пал с коня, встал на колени, без слов благодаря властелина за столь мгновенное возвышение: отныне в распоряжении Сагадей-нойона было десять тысяч воинов, отныне он мог участвовать в совете высших сановников при султане Дешт-и Кыпчака.
— Встань! — приказал Али-ан-Насир. — Встань и поведай мне, что сделал ты для победы над врагом? Только тише говори. Эй, вы все, отойдите! — приказал он мурзам.
Около султана остались только телохранители.
— Говори, Сагадей.
— У Токтамыша теперь сил много, тумен почти...
