с него по первое число за срам, учиненный на подворье Посольском. Стыд перед всем светом!
— Спросить надо, — согласился Владимир. — Однако ж и Федьке досталось, когда разнимал ордынцев. Рука на перевязи и тако ж синяк в пол-лица, смотреть весело. Какой-то Марулла-батыр саданул ему под глаз! Тож и Пересвету в силушке не уступит могут[86] татарский.
— Уняли, стало быть?
— А как же. Уняли, повязали кое-кого, по разным дворам развезли, чтоб не встретились друг с дружкой ненароком и наново не подрались. Беда с ними... Скажи, княже, неужто ты хочешь пайцзу сию ханскую у себя оставить? — Владимир ткнул пальцем в пластину. — Прознают татаровья, обозлятся — жуть! Жди тогда большой войны.
— А что? —Великий Князь сделал шутливо-заносчивое лицо, задрал подбородок. — Аль не пристало мне быть царем всей Золотой Орды?
— Пристало, пристало! — расхохотался князь Серпуховский. — А я в помощниках у тебя буду. Веру Магометову примем, чалмы напялим, гаремы заведем. Живи — не хочу!
— Тебе Елена-то заведет! — рассмеялся Дмитрий.
— Вот только то и держит. У тебя Евдокия, у меня Елена. А так бы — чем не жизнь? Эхма!
— Ну хватит, посмеялись, — посерьезнел Великий Князь. — Что за вести прислал Семен Мелик с предела Нижегородского?
— А он за дверью.
— Когда примчался коршун наш, мысли быстрее летающий?
— Да только что.
— Позови его.
Владимир вышел из горницы, вернулся скоро в сопровождении сторожевого воеводы и недавнего посла в ставку почившего султана Али-ан-Насира. Великий Князь Московский и Владимирский встретил его строго, сесть не предложил, ибо не ведал еще, с какой вестью пожаловал беспокойный военачальник. Владимир Андреевич тоже остался стоять.
— Говори, — сухо приказал Дмитрий. — Сказывай, что там Арапша поделывает.
Семен Мелик коротко поклонился властителю Московско-Владимирской Руси, пожелал здоровья, заговорил:
— Арапша-хан захватил Булгар-град, Гюли-стан и крепость Мамаеву — Мукшу...
— Что-о?! — враз воскликнули Дмитрий и Владимир. — Арапша решился на войну с Мамаем?!
— Похоже на то, — подтвердил воевода. — Слыхано, Арапша-хан нацеливает полки свои на Сарай. Из Синей Орды, прослышав о делах в половецкой степи, много новых воев к хану сему удачливому набежало.
— Да-а, — покачал головой Дмитрий Иванович, — серьезный хан. И воевода отменный. Ан быть ему царем в Золотой Орде! И Мамай ему не помеха!
— В Булгар-граде Арапша, чай, всех купцов наших погубил. Или только по миру пустил? — спросил Владимир.
— Нет, — ответил Семен. — Повязать повязал, а крови русской на сей раз не пролил ни капли. И злато-серебро купецкое не тронул, и товары их целы остались.
— Чудеса-а! — развел руками Дмитрий.
— А когда же Арапша на Сарай пойдет? — полюбопытствовал Владимир. — Зима ведь на носу: ночь инеем землю красит.
— А тогда и пойдет, когда пайцза Джучи-хана на груди его снова засверкает.
— А ты откуда про то ведаешь? — изумился великий князь.
— Так я же встречался с Арапшей-ханом седмицу тому назад, — простодушно признался Семен.
Дмитрий и Владимир не поверили простодушию хитрого и ловкого сторожевого воеводы, к тому же потомку древней хазарской крови, но поступок его мгновенно оценили по достоинству.
— И что же поведал тебе Арапша-хан? — спросил Дмитрий Иванович.
— «Отдайте, — сказывает он, — пайцзу родовую, а я отпущу весь полон, взятый на Пьяне-реке, и купцам вольный торг дам по всем своим градам».
— Об этом стоит помыслить, — после некоторой паузы сказал великий князь. — Видать, посол Арапши-хана с тем же к нам прибыл?
— С чем же еще! — подтвердил Семен Мелик.
— Ты отдыхал ли? — спросил воеводу хозяин Москвы.
— Не до того было, — махнул рукой Семен. — Да не думай ты о том, княже. Привычный я. Не впервой. Говори, чего надо?
— Тогда оденься понаряднее и к обеду будь в стольнице. — Князь помедлил мгновение: — Нет, лучше сюда приди, как только стемнеет. Здесь посла Арапши-хана примем тайно, чтоб Мамаевы люди не прознали. И молчи об этом, ибо и моим болярам не все знать надобно: языки у иных почище помела. Разве что Алексия[87] позовем. Итак, к вечеру будь здесь. А теперь иди, отдохни малую толику.
— Все исполню, княже. Все, как ты повелел, — откланялся воевода.
— А ты, Володимир, посла Арапши-хана так ко двору моему приведи, чтоб ни одна душа про то не прознала.
— Понятное дело. А с Мамаевым мурзой как быть?
— Того явно зови. К полудню и доставь с почетом в большую стольницу. Думу болярскую позови, митрополита. Подарки Мамаю приготовь. Послушаем, что нам посол его пропоет. Видать, тож про пайцзу Джучиеву сказывать будет. Вон оно как Мамаю хочется быть всевластным повелителем юрта Батыева[88].
— А что в подарок дать?
— Не скупись. Ибо не оскудела еще Русь мехами, каменьями самоцветными, златом да серебром. Однако ж по разговору видно будет, дадим мы татарам дары те или проводим несолоно хлебавши. Дань погодную Орде заплатили, чего еще?
— Добро. Пойду объявлю волю твою болярам...
Великий Князь, оставшись один, задумался: «Кому из двух противников отдать пайцзу Джучиеву, раз уж она так им обоим нужна? Мамай, он как скала, двадцать лет правит почти всей Ордой, сменяет и ставит салтанов. Все правобережье Волги до Днепра в его руках, и Таврия тоже. Не дай бог обидеть такого! Мамаю ничего не стоит двинуть на Русь несметное войско. А может, пусть нападает: пора настала померяться силой и сбросить с себя тяжкую опеку ордынскую?.. Нет! Рановато еще. Надобно разжигать усобицу среди татарских ханов. И Арапша, похоже, ныне самый подходящий человек для замятни[89]. Ежели ему отдать пайцзу, он вернет на Русь более десяти тысяч пленников, половина из которых к битве способна, а сам обещается силы свои ратные на стольный град ордынский обрушить. Мамаю тогда не до Руси станет... Только бы не обмануться. Ну, да воеводы мои да боляре себе на уме, в обман не дадутся!»
— Эй! Кто там есть?! — позвал Дмитрий. Дверь распахнулась, на пороге возник стражник.
— Найди воеводу Боброка. Пускай тотчас идет ко мне.
Дозорный молча поклонился и исчез за порогом, бесшумно притворив за собой дверь.
Плотный, коренастый русобородый военачальник средних лет не заставил себя долго ждать — был неподалеку.
— Приказывай, княже! — пробасил он почтительно.
— Вот что, Волынец! — встал ему навстречу Великий Князь. — Снаряжай дружину из тысячи конных ратников и езжай немедля в Нижний Новгород...
Боброк удивленно взметнул густые брови. Дмитрий Иванович понял немой вопрос:
— Зима на носу, ведаю. Да время не ждет. Арапша-хан хочет нам пленных передать, примешь их. Следом за тобой будет воевода Семен Мелик. Он объяснит, что к чему. Там примешь под свое начало дружину Родиона Осляби. Сей славный муж стоит в крепости Засечный Брод на реке Сереже.
— Когда выступать?
— Завтра поутру.
