Каган-беки Урак остановился перед мертвой птицей, и долго смотрел на ее могучие крылья и хищно изогнутый клюв. Тарханы, эльтеберы, беки и тургуды застыли позади Непобедимого — небо ясно, но будет гроза!
— Кто? — спросил каган тихим голосом, продолжая смотреть на орла.
У ног Урака уже лежал распластанный ал-арсий. Полы его архалука раскинулись, будто крылья гигантской птицы. Каган отметил это про себя и снова ушел в созерцание, переводя взгляд с орла на человека и обратно. Это длилось долго, потом опять раздалось тихое:
— Похороните их вместе на высоком кургане. — Урак перевел взгляд на объятого ужасом ал-арсия: — Будешь служить ему в царстве Тенгри-хана...
Пятьдесят долгих лет сменили друг друга чередой тех пор, как Урак с помощью кровавых уловок, интриг и заговоров овладел этим высшим военным титулом в Великой Хазарии — каган-беки.
Войско — власть! Поэтому Урака часто называли царем, но он этого не любил. Есть царь в Хазарии, зачем же быть вторым? Во дворце Ал-Бейда в Итиль-келе царствовал Живой Бог всех хазар Великий Каган Шад-Хараз Наран-Итиль Иосиф!
Льстецы готовы были назвать царями и чаушиар-кагана — начальника над тургудами и привратника Золотого дворца Солнца, и кендар-кагана — управителя гражданскими делами Хазарского каганата. Но ведь они царями не были...
Урак предпочитал, чтобы его называли Непобедимым. Или Разящим. Ибо в его руках был Меч Державы весом в сто тысяч стальных клинков. Даже в мирное время двенадцать тысяч ал-арсиев держали наготове сабли...
Урак вернулся в шатер, никому не разрешив следовать за собой. Только два тургуда-колосса замерли истуканами позади золотого трона, похожего на древнеассирийскую колесницу. Каган-беки сел под парчовый балдахин, подложив под себя одну ногу, задумался.
«Что несет мне грозный знак поражения беркута?» — размышлял он, устремив неподвижный взор на золотой клинок солнечного луча, в котором мельтешили пылинки и уже успел свить радужную сеть маленький суетливый паучок.
— Я или каган Святосляб? — вслух подумал Урак, разглядывая паучка. — Пылинки — воины! Паук — каган! Все мы так же малы в беспредельной вселенной. Мы и дела наши — прах и забвение!
Урак закрыл глаза...
Шестьдесят лет назад грозный урусский коназ Олег широкими мечами своих железных богатуров сильно урезал границы беспредельного Хазарского каганата, сократил число племен-данников. Каган, тарханы, эльтеберы и беки яростно сопротивлялись. Ежегодно, по нескольку раз, совершали хазары опустошительные набеги на земли Урусии. И неизменно в ответ следовала жестокая месть.
С востока, через реку Итиль, в Хазарию вторглись печенеги. Разгромить или оттеснить их не хватало сил, и восемь родов быстрых, как ветер, всадников прочно укрепились в междуречье Итиля и Бузана[93]. Упорная кровопролитная война между ними затянулась на десятилетие. Доведенное до ужасающей нищеты население подневольных земель бралось за оружие.
Совет высших сановников Хазарии при великом кагане Аароне обвинил во всех неудачах кагана-беки Ахмата Молниеносного. Старый полководец, принудивший к дани свирепых ясов и касогов на юге, черных булгар и буртасов на севере, племена краснобородых славян на северо-западе, отбивший натиск кочевых мадьяр с запада, был задушен в собственном шатре своими же тургудами.
Семихвостый бунчук с золотым знаком солнца взял в свою могучую руку двадцатилетний полководец Урак. Слава его к тому времени ястребом летала по степи. Он сделал то, чего не удалось опально му кагану-беки Ахмату, — всего с двумя туменами воинов и туменом союзных буртасов Урак оттеснил печенегов на запад, в Северное Причерноморье. Это он, баловень судьбы, разгромил тюрок-огузов за рекой Итилем, привел бесчисленный полон, несметные косяки коней, захватил ябгу[94] Бахруза. Это тумен-тархан Урак на ста кумварах совершил поход по Курсюму [95] в Ширван и вернулся с богатой добычей. На другой год он взял на копье румский город Херсонес и посадил там своего тудуна. Над головой Урака сверкал ореол удачи. Иудейские раввины, муллы мусульман, христианские священнослужители и жрецы язычников единодушно показали на Урака при выборе военного предводителя. Они, представляя разные веры и народы Хазарского каганата, видели в нем в то смутное время военного лихолетья защиту от грозы, когда только меч в удачливой руке мог быть залогом спокойствия и самой жизни.
Первыми под руку тумен-тархана Урака пришли ал-арсии. Их визирь Исмаил-беки лучше других знал, в какую сторону повернуть острие своего меча. Будущий каган-беки заперся в неприступной крепости на высоком правом берегу реки Итиля. Сюда пришли ал-арсии, оставив на произвол судьбы столицу; здесь, у подножия горы Урака, встали заветные воины на колени и повесили боевые пояса на склоненные шеи — знак полной покорности. Урак принял их под свою руку, но в город Итиль-кел идти наотрез отказался, несмотря на все увещевания Исмаила-беки. Он понимал, что этот шаг может столкнуть его с тургудами чаушиар-кагана, а значит, с самим Шад-Хазаром и всей правящей иудейской верхушкой, в руках которой находились ключи от всех сокровищ Хазарского каганата. А это было посильнее, чем даже сто тысяч мечей. Урак проявил дальновидность и не ошибся.
Через неделю к горе Урака прилетели на взмыленных конях три десятка красных тургудов Шад- Хазара. Это была добрая весть — шелковый шнурок, чтобы опальный собственноручно повесился, привозили только черные тургуды, вестники смерти.
— О Непобедимый! О Разящий эльтебер Урак! — крикнул один из царских посланников, и голос его отчетливо был слышен на вершине горы. — Великий Каган Шад-Хазар Наран-Итиль, Светоносный Царь Аарон, приказывает тебе прибыть в чертоги дворца Солнца! Он хочет спросить тебя, на сколько лет повелевания над войском дать тебе священный семихвостый бунчук кагана-беки?!
Урак насмешливо посмотрел на визиря Исмаил-бека и пошел к воротам крепости...
В столицу Хазарии Итиль-кел ехали не спеша. В трех фарсахах[96] вокруг рыскали недремлющие дозоры. Вовремя заметили они тридцатитысячную орду тумен-тархана Харука — молодого соперника Урака. Кровопролитная схватка длилась долго. Но у Харука не было ал-арсиев, и это привело его к поражению.
Въехав в столицу, Урак встал на колени перед мечетью и расцарапал себе лицо в горести по павшим богатурам своих туменов и своего «безумного брата» Харука. Народ плакал вместе с ним, глядя на потрепанных в битве мусульман и пленных. Последние понуро стояли в ожидании своей печальной участи: последняя битва по всем законам вела их на рабский базар. Но Урак и перед ними встал на колени и просил прощения за причиненную обиду и боль, в которой он, видит Аллах, не виновен. Со слезами на глазах, с расцарапанным в кровь лицом, Урак совершил доселе невиданное — он отпустил всех пленников, вернув им оружие и коней, одарив каждого золотым динаром. Пятнадцать тысяч бывших воинов тархана Харука с этой минуты готовы были отдать души и головы за доблестного эльтебера Урака.
Завистники в тот памятный день чуть ли не завыли от ярости — как просто, оказывается, завоевать благорасположение народа. Каждый из них готов был тут же выложить в десять раз больше золота. Но увы — любовь народа золотом не купить!
Вечером того же дня прилетела на крыльях молвы важная весть — от укуса священной змеи умер грозный каган урусов Олег! Чтобы испытать подлинную радость от этого известия, надо быть по меньшей мере эльтебером или тарханом Хазарии! Эта весть еще одним потоком обрушилась на колесо славы тумен- тархана Урака.
На следующий день состоялся обряд посвящения в кагана-беки. Урак у ворот крепости Ал-Бейда сошел с коня, снял боевой пояс, надел его на шею и с непокрытой головой, босиком начал свой путь к величию.
Сотни тысяч кочевников, бросив все дела, окружили остров, на котором возвышался дворец Солнца. Река была заполнена кумвара-ми с вооруженными людьми. Тургуды с заметным беспокойством озирали людское море, понимая, что если оно хлынет на стены, то вмиг смоет и крепость и дворец с подноса вселенной. Великий Каган Шад-Хазар Наран-Итиль Аарон тоже наблюдал за своей столицей из потайного оконца и был напуган безмерно...