— Воины говорят: «Если крепость пуста, то дело тут нечисто. Здесь, наверное, прибежище джиннов, которые погубят нас всех. Урусы не станут так просто оставлять твердыню, стоящую в ста шагах от Верхнего города!» Многие видели какие-то мохнатые тени на пустых улицах Звенигорода. Джинны страшно смеялись и манили к себе богатуров. Я привел очевидцев!
Каган повел ладонью: тургуды приволокли двух валявшихся в пыли воинов. Урак уставился на них пронизывающими круглыми глазами и кивнул головой.
— Говорите! — резко приказал Сегесан-хан. — Надежда правоверных, Непобедимый и Разящий каган-беки Урак слушает вас!
— О Надежда правоверных, Осле...
— Короче! — оборвал их Урак.
— Мы первыми взобрались на стену урусской крепости и взяли мечи в руки...
— Это достойно награды, — заметил каган.
— О Несравненный, и...
— Короче!
— Забор на стене был подпилен, и мы сами обрушили на себя и камни и горячую смолу...
— Мы это видели. Но почему же вы отступили во второй раз?
— Потому что, о Великий, крепость была пуста... А из-за жилищ выглядывали страшные мохнатые джинны и махали руками.
— Поистине так, брат Чагры! — поддакнул его товарищ.
— А на руках у джиннов были медные когти!
— Воистину так, брат Чагры!
Урак вдруг сказал:
— Отвечайте по одному! Вот ты говори, — каган ткнул пальцем в рябого Чагры. — А ты отойди пока на двадцать шагов.
Когда седого морщинистого воина в дырявой кольчуге, надетой поверх рваного полушубка, оттащили в сторону, каган-беки Урак задал первый вопрос:
— Сколько было джиннов?
— Больше трех десятков, о Ослепительный! — с готовностью ответил воин.
— А каков их рост?
— Десять локтей, о Светоч Мира!
— Какого же цвета мех на их телах?
— Красного, как цвет крови, о Повелитель Вселенной!
— Большие ли были у джиннов глаза?
— О да, Опора всех богатуров, — вдохновенно продолжал Чагры. — Величиной с пиалу и голубые, как небо весной!
— Хорошо. Ты иди пока... — распорядился Урак. — Эй, приведите другого!
Тургуды приволокли старика. Каган задал ему те же вопросы и в том же порядке и получил такие ответы: «Джиннов было больше сотни. Рост их — двадцать пять локтей. Цвет шерсти — черный, как мрак ночи. Глаза величиной со щит ал-арсия, цвета дымящейся крови!»
— Хорошо... — Урак оглянулся на свиту. — Приведите теперь и того... Чагры.
Когда оба воина оказались у его ног, он спросил:
— Вы оба мусульмане, не так ли?
— О да, Меч Ислама!
— Что ж вы сделали, когда увидели этих джиннов?
— Мы не боимся урусских богатуров и даже самого кагана Святосляба не очень страшимся! Но с джиннами мы никогда не сражались. Страх отнял у нас мужество, и мы отступили.
— Ишан Хаджи-Мамед, чем мусульманин побеждает самых могущественных джиннов?
— Святой молитвой, о Надежда правоверных и Опора Ислама! Самые свирепые джинны рассыпаются в прах при упоминании Аллаха Всемогущего и Всепобеждающего.
— Слышали? — спросил Урак воинов. — Значит, вы плохие богатуры и мусульмане. И трусы к тому же, увлекшие к побегу остальных воинов... За это вы заслуживаете самого сурового наказания! Эй, тургуды!
— Исполните волю Аллаха всевидящего и карающего!
— Бисмоллох! — провел ладонями по лицу ишан Хаджи-Мамед и устремил руки и взгляд к востоку.
— Пощади-и! О Великий и Милосердный! — завопили приговоренные, но тургуды уже волокли их к подножию кургана.
Стражники прихватили было и гонца, но каган буркнул:
— Этого оставьте.
Отчаянные вопли внезапно прекратились. Гонец с ужасом смотрел на Урака — лицо его было серым и неподвижным.
— Иди и расскажи богатурам все, что видели твои глаза и слышали уши, — бросил Урак.
Гонец скатился с откоса, где кувырком, где боком, и все оборачивался, хотя стремительный жеребец уносил его во весь дух подальше от «милосердного» кагана.
Через полчаса хазары заняли Звенигород. А еще через час Урак, сопровождаемый свитой, въехал в крепость через пролом в стене, специально для него проделанный.
В нескольких местах за жилищами действительно стояли громадные чучела из хвороста, одетые в вывернутые наизнанку старые овчины.
«Напрасно я казнил своих богатуров...» — подумал каган, но вслух ничего не сказал.
Дома оказались пустыми. Продовольствие руссы вывезли все до зернышка или закопали в землю. Искать его было некогда.
— О Непобедимый! — обратился к Ураку Фаруз-Капад-эльтебер. — Очень странно, что крепость рядом с Верхним городом оказалась пустой. Не устроил ли нам коварный Святосляб западню?
— Нет, славный Фаруз-Капад. Урусы малочисленны, и Святосляб вынужден снять отсюда воинов, чтобы защитить Верхний город. Он хорошо понимает, что мы сразу же пойдем на штурм его стен.
Урак поднялся на башню, обращенную в сторону Днепра, и удовлетворенно улыбнулся: весь стрежень реки был занят широкой колышущейся полосой. Это воины Гадран-хана, кто на бурдюках, кто держась за гривы коней, переплывали водный поток и спешно занимали откосную полосу перед Пасынчей Беседой, или, как ее называли хазары, улицей Богатуров. Руссы с красными большими щитами мелькали на стенах Вышнеграда и, видимо, сильно волновались.
— Наконец-то мой меч у твоего горла, проклятый Святосляб! — злорадно прошептал старый каган и втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
Что-то внезапно треснуло рядом. Стена башни, обращенная к Вышнеграду, схватилась огнем. Прежде чем Урак и окружающая его свита сообразили в чем дело, у ног их разлетелся пылающий горшок. Брызги полетели в разные стороны, зажигая все вокруг. Однако каган и ханы не пострадали. Только на одном из них вспыхнул архалук, который мигом сорвали тургуды. Каган посмотрел в сторону Верхнего города: оттуда по пологой кривой вниз, в Звенигород, летели, кувыркаясь, охваченные огнем круглые шары. Крепость занялась пламенем сразу в нескольких местах.
— О Непобедимый! — закричал Сегесан-хан, стараясь закрыть собой властелина. — Пора уходить. Иначе мы все сгорим здесь!
Урак и сам понял это. Он поспешно спустился с башни, вскочил на коня и полетел вон из крепости. Свита едва поспевала за ним...
Бек-хан Илдей свирепо подгонял коня. Его тревога передалась другим, и вот уже более пяти тысяч всадников спешит к реке Глубочице. Когда они сквозь пламя Подола вырвались на плес, то все как один завыли от ярости и страха — весь стрежень Глубочицы был занят двумя рядами русских боевых ладей. Из-за червленых щитов посверкивали наконечники копий и островерхие стальные шлемы. Миг — и с ладей выпорхнула густая туча стрел. Вокруг бек-хана завопили раненые. Печенеги отхлынули, отвечая на стрельбу. И тут на них ринулись невесть откуда взявшиеся русские комонники. Они наступали сомкнутым строем. Степняки повернули коней навстречу. Масса людей и коней заплясала в смертельной круговерти. Илдей с
