Ратники спокойно ждали. Но вот равномерно поднялись их руки — и стрелы прыскнули навстречу врагу.
Харук-тархан попробовал построить спешенных воинов, чтобы удар их был более сосредоточенным. Но вольные степные пастухи не смогли удержать строй и перед рвом сбились в беспорядочные толпы. Только задние ряды продолжали наступать ровными линиями.
«Вой самого хакана, — понял воевода. — Из тех, кто вчерась пожаловали».
Гулко трещали камнеметы. Тяжелые снаряды валили наступающих десятками, да и стрелой промахнуться было мудрено — так плотно шли хазары, в свою очередь поражая защитников стрелами. И хотя в стремлении своем кочевники теряли значительно больше воинов, огромное преимущество в числе придавало им смелости. Ничто уже не могло удержать неистовую толпу, которая достигла основания стен. Полетели вверх петли арканов, поплыли по воздуху концы штурмовых лестниц. Руссы взялись за копья, мечи и топоры.
Слуд видел, как образовывалась пустота вокруг Кудима Пужалы, как некоторые ратники, ухватив врага за горло, — бросались вместе с ними вниз, как гриди Ряда Полчного методически и точно обрушивали лезвия двуручных мечей на плечи и головы наступающих...
Отряд хазар человек в двести оседлал участок стены. К ним на подмогу спешили другие.
— Прорвутся... — вслух подумал Слуд. — Витязь Будила! — крикнул он. — Час приспел. Пускай машины!
Заглушая все шумы битвы, враз громыхнули медные трубы, и сразу в гущу атакующих хазар хлынули струи слепящего огня. Языки неистового пламени потекли вниз по склону рва. Горело все: камни земля, сталь клинков, вспыхнули лестницы, полыхала вода во рву, факелами загорались люди. На башню, где стояли Слуд с Будилой, пахнуло жаром и смрадом паленого мяса. А гриди продолжали водить страшными трубами, и струи огня хлестали по живой плоти.
Вой ужасающий и доселе неслыханный, содрогнувший даже каменные сердца гридей Ряда Полчного, всколыхнул окрестности...
— Што ж это творится?! — закричал Кудим Пужала и побежал к ближайшему гридю со страшной трубой в руках. — Хватит! Смотри, они уже бегут! Люди же! Разве можно так-то?!
— Пшел ты! — огрызнулся тот.
— Што-о?! — Кудим хватил его кулаком в лоб, вырвал из рук трубу и вместе с котлом швырнул в ров. Гридень стоял на коленях и ошарашенно смотрел на смерда мутными от потрясения глазами.
— Бей ворога, да милосердным будь! — поучал его Пужала. — Множество козар побил яз, но всегда целил токмо в грудь!..
И, словно услыхав его, вновь громыхнули медные трубы и огонь перестал хлестать со стен. Гриди стали заворачивать страшное оружие в мешковины. В нескольких местах стены занялись огнем. Ратники заливали пламя уксусом.
Будила впервые увидел действие этого оружия. Он ужаснулся, как и тысячи его товарищей.
— Греческий огнь сие, — пояснил Слуд. — Более двухсот лет тому назад измыслил его искусный грек Калинникус. Огонь сей помогает Царьграду держать в повиновении полмира, а тайну свою ромеи берегут пуще ока. Даже царь ромейский должон смерть принять,ежели скажет о нем кому!
— А как же вы-то вызнали?
— Как делать его, мы не ведаем. А эти трубы с котлами в бою нами взяты.
— А в Киев-граде они есть?
— Святослав-князь и без них побьет хакана, — засмеялся воевода, и Будила решил: «Есть и в Киев- граде...»
Оставшиеся в живых хазары в ужасе бежали от города. Огонь грека Калинникуса спалил едва не половину орды, наступавшей на Переяслав.
Старый Харук-тархан в смятении смотрел на бегущих воинов. Действие греческого огня он знал: за долгую боевую жизнь ему не раз приходилось рубиться с ромеями. Поэтому тумен-тархан лишь изумился тому, как этот огонь оказался в стане урусов, но отнюдь не ужаснулся, как его воины. Он ужаснулся потерям. Из пятнадцати тысяч воинов у него под рукой за час боя осталось едва девять тысяч. И этих людей уже нельзя было считать боеспособными: они просто онемели от страха.
«Они побегут сразу, едва только увидят в поле хоть одного урусского богатура», — подумал Харук- тархан.
Хазарский полководец приказал созвать тысяцких. Но ему доложили, что урусы выходят в поле и строятся для битвы.
— Их мало, — сообщил бин-беки Биляр-хан, и голос его пресекался от ужаса...
Испугался и Харук — все повторялось, все было как две недели назад, когда урусы нанесли страшное поражение орде Хаврат-эльтебера...
Каган-беки успокоился. Медный голос со стен Киева перестал выкрикивать оскорбления. Урусам было не до них — хазары уже достигли рва и стали забрасывать его приметами. Несколько отрядов рванулись по валам к стенам.
В это время на воротной башне Вышнеграда задымил костер. Следом полыхнул в небо столб черного дыма с башни, что смотрела в сторону Днепра. Каган испуганно обернулся: ему показалось, что лес, находящийся в четверти фарсаха от речки Лыбеди, двинулся вперед зеленой массой деревьев, а сучья их превратились вдруг в стальные жала копий. Какое-то мгновение Урак с ужасом смотрел на это страшное чудо, потом пронзительно крикнул:
— Асмид-эльтебер, останови их!..
Ал-арсии вскочили на коней и помчались вниз, навстречу русским всадникам.
«Успеют ли ал-арсии помешать переправе урусов? — сполошно спрашивал себя каган-беки. — Успеют ли? Помоги им, Аллах!..»
Недавно по его повелению последние пять тысяч конных богатуров из тумена Бесстрашных поднялись на Воиново поле. В тылу остались только отряды дозорных. Участь их сейчас нетрудно было предугадать.
Три дня назад каган беки Урак распорядился навести множество мостов через Лыбедь, чтобы облегчить связь между туменами. И теперь он страстно хотел, чтобы эти мосты вспыхнули, обрушились в воду, исчезли. Но... Урак был только каганом-беки Великой Хазарии, Непобедимым, Разящим, Могущественным, но... не аллахом!
— Дайте знак Фаруз-Кападу: бросить Куяву и спешить сюда! — приказал Урак.
С вершины кургана он видел, что русские тяжелые всадники успели перескочить речку.
— Гадран-хану оставить улицу Богатуров и прорываться сюда! — распорядился каган. — Пусть ударит по правому крылу урусов! И второй гонец умчался стрелой за первым. Звенигород уже догорел, пламя погасло, и путь по Зборичеву взвозу стал свободным.
Между тем две лавины тяжелых конников сошлись. Гром потряс окрестности. Крики раненых людей и животных, удары мечей, топоров и копий о щиты и брони слились в единый с перекатами гул.
Тяжело вооруженные всадники-руссы стали теснить ал-арсиев вверх на Воиново поле.
Около кагана остались только тургуды, и он вдруг ясно осознал что урусы сомнут сейчас тумен Асмид-эльтебера. Тогда... позорный плен! Урак побелел от страха, хлестнул коня плетью и помчался навстречу отходившим от Вышнеграда туменам.
— Фаруз-Капад! — закричал он еще издали. — Направь оба тумена против урусов, прорвавшихся через речку. Их надо смять и порубить! И верни ал-арсиев, они должны быть при мне!
Двадцать тысяч всадников устремились в правое крыло руссов. Те развернулись навстречу и, огрызаясь, стали отходить. Но из леса уже вышла пешая рать. Закрытая огромными красными щитами, она вступила в бой на краю ровного поля у сгоревшей крепости Язины.
Ал-арсии вернулись к кургану возбужденные и потрепанные.
— Ал-арсиев в круг! — распорядился каган.
— Всех богатуров в круг, о Ослепительный! — закричал Сегесан-хан. — Смотри! — он указал рукой на Вышнеград: из ворот Киевских выходили закованные в железо дружинники. Брони их сверкали в лучах пробивавшегося сквозь дым пожаров солнца.
