Говорят однако, что Харук-хан богаче самого кендер-кагана — управителя торговыми и судебными делами всей Великой Хазарии. Ибо бесчисленны были отары овец и табуны лошадей старого хана. Земли его раскинулись у пределов Руси и Печенегии. На крутом берегу реки Воронежа возвышалась могучая каменная крепость, названная родовым именем хазарских эльтеберов, к которому принадлежал Харук. Крепость Харукхан защищала Хазарию от беспокойных и стремительных печенегов. А на самой Гранине с Русью стояла еще одна подвластная Харуку твердыня — Чугир.
Харук один мог выставить в поле целый тумен воинов, но в этот поход предпочел взять всего одну тысячу, за что получил немилостивое замечание от самого кагана-беки. Но старому хану свое было дороже.
Слуги усердно подливали в аяки хмельную настойку. А неподалеку от холма бедно одетые, чумазые от дыма походных костров воины жадными глазами провожали каждый кусок, отправляемый в рот высокородными начальниками. Асмид взял с углей не успевшую прожариться баранью лопатку и со смехом швырнул ее в толпу. Тут же возникла куча-мала, Асмид от хохота повалился — на спину, Хаврат-эльтебер усмехнулся в черную бороду, засмеялся и Абалгузи-пехлеван, а Харук-хан крикнул страже хриплым голосом:
— Гоните к шайтану этих обжор! — и заслонил яства руками. Асмид еще пуще расхохотался, со всхлипом восклицая:
— Обжоры... ох... обжоры, сожравшие навоз из-под коня доброго хозяина Харука! Хох-ох-ха-ха-ха!
Старик сверкнул яростными глазами, ощерился и схватился за рукоять кинжала. Асмид, указывая на него пальцем, чуть не захлебнулся от хохота:
— Зачем ты хочешь зарезать меня за съеденное дерьмо твоего коня?! Я здесь не причем. Ох-хо-хо- хо! Ха-ха-ха-ха!
Харук разозлился не на шутку. В уголках его хищного ощеренного рта проступила пена, рука с лязгом вырвала кинжал из ножен.
— Прекратите, доблестные! — вмешался Хаврат-эльтебер. Стража между тем ударами бичей отгоняла голодных воинов подальше от сытного стола беков.
— Мне непонятно и тревожно, — как ни в чем не бывало продолжал Хаврат. — Обычно урусы встречали нас здесь строем и давали бой. Поэтому четвертую тысячу моих славных воинов я послал в обход. Но старый лис Селюд спрятался за стенами и вытащить его оттуда будет нелегко... Что посоветует мне мудрость ваша?
— Надо идти на Куяву! — без обиняков заявил Харук. — Там собрались сотни кумвар-ладей с товарами, и мы возьмем их с налета. У тебя под рукой, Хаврат-эльтебер-беки, целых четыре тысячи воинов. А, как нам донесли, у кагана Святосляба нет сейчас и трех тысяч. Мы завяжем бой, а там подойдут тумены кагана-беки Урака Непобедимого. Успех в быстроте! Нельзя дать урусам собраться! За медлительным и ленивым следом бежит беда!
— Нет! — возразил бин-беки Асмид. — Каган Святосляб грозный воитель, подобный Искандеру Зуль- Карнану[34]. Не зря его зовут «коназ-пардус»[35]. Он поражает своих врагов как небесный гром... Нас в сего четыре тысячи! В кумварах-ладьях не просто купцы. Каждый урусский торговец — это смелый и искусный воин: а их под Куявой не одна тысяча! Каган Святосляб способен разгромить нас и малым числом своих окованных железом богатуров. И тогда отступать нам будет некуда — коназ Селюд загородит дорогу в степь, и мы все погибнем, не дождавшись прихода туменов Непобедимого!
— В тебе живет душа трусливой бабы! — закричал Харук. — По правому берегу реки Юзуг[36] к Куяве бегут печенеги. Они первыми захватят купцов, а нам оставят только дым пожарищ да дерьмо своих коней!
На этот раз Асмид-эльтебер схватился за кинжал. Ноздри его приплюснутого носа побелели и затрепетали. Хаврат примиряюще положил ему руку на плечо. Хан яростно вогнал клинок обратно в ножны: словно капли крови блеснули рубины на рукояти кончара.
— А я полагаю брать Пуресляб, — спокойно сказал Хаврат. — У коназа Селюда мало воинов. Кара- будуны[37] урусов не богатуры, они не умеют правильно держать меч. Если мы всеми силами ударим по городу с этой стороны, — он показал на северные ворота, — смогут ли урусы удержать нас?.. Здесь тоже много добра! Когда мы разрушим эти стены и вырубим урусов, кто тогда будет угрожать нам? Тогда дорога на Куяву будет открыта.
Эльтебер внимательно посмотрел в глаза Харуку, засмеялся, обнажив белые ровные зубы:
— Печенеги одни не полезут на горы Куявы. Они боятся кагана Святосляба так, что, дрожат хвосты их коней. Прошлым летом коназ-пардус малым войском разметал орду бек-хан а Кури. Поэтому, славный Харук- хан, печенеги станут ждать приход.! на них туменов... Воля кагана-беки Урака Непобедимого должна быть исполнена, и город Пуресляб разрушен. Кроме того, надо освободить из плена доблестного Хазран-тархана. Честь воинов не позволяет нам оставлять его в руках грязных кяфиров[38] .
— Попался как сурок в петлю, ну и шайтан с ним, — проскрипел сквозь зубы Харук.
Однако Хаврат-эльтебер услыхал. Лицо его сделалось грозным, черные глаза метнули молнии. Захлебываясь гневом, он стал выкрикивать:
— Слава и мощь Хазарской державы — в единстве эльтеберов, тарханов и беков! Кто против, тот будет изгнан в толпу табунщиков! Или ты, Харук-хан, — голос Хаврата стал вкрадчивым, — хочешь, чтобы Асмид-эльтебер бросал объедки со своего дастархана тебе, а не твоим вечно голодным пастухам?
— Прости, Ослепительный. Оговорился... — Старый хан склонил голову, затаивая в себе яд мести.
— Я вызвал из засады четвертую тысячу воинов Алмаз-хана, — сказал Хаврат уже спокойно. — Скоро будет дан сигнал к битве. Больше не задерживаю доблестных...
Военачальники спустились с холма и, вскочив на коней, умчались к своим отрядам.
— Могучий пехлеван Абалгузи, я не зову тебя на эти стены, — сказал хазарский полководец. — Место такого богатура возле меня. Может быть, ты еще сегодня узнаешь счастье поединка с урусом.
— Я не встречал среди них настоящих богатуров, хотя не раз видел их купцов в Хорезме и Итиль- келе. И сегодня, схватившись с их дозором, не нашел достойного себе.
— Настоящие богатуры редко бывают купцами. А в дозоры урусы посылают легких наездников, быстрых как ветер, чтобы они могли ускакать от беды и подать весть своим. Настоящие тяжелые богатуры, такие, как ты, живут у них в городах и селениях. В Пуреслябе есть строитель крепостей Будули. Это настоящий богатур и любит поединки. Всех убивает или берет в неволю. Готов ли ты сразиться с ним?
— Готов, о светлый хан! Я всегда готов к битве. Души двадцати двух чужеземных богатуров отправлены в заоблачные дали моей рукой. Я привык к победам... — Абалгузи-пехлеван помолчал и добавил: — Уруса Будули тоже убью.
Глава четвертая
Луки богатырские — в десницах могутных!
Со стен Переяслава было видно, как загорелись селища вокруг города, как засуетился хазарский стан.
— Глянь, лестницы вяжут, на приступ пойдут непременно!
— Большая орда нагрянула, трудно будет устоять супротив нее.
— Устоим. Сила у нас тож немалая. Валы высокие, стены крепкие и ров глыбокий, враз не перемахнешь.
— Мечи, копья да луки у нас не в пример козарским, покрепше будут. Побьем ворога! Немало степняков и ранее зубы свои ломали о твердь переяславскую...
Воевода Слуд спокойно следил за полем. По его команде к северной стороне укреплений подошла большая дружина с тяжелыми луками. Их тетиву мог натянуть далеко не каждый ратник, зато стрела,
