Ольгерд изумленно глянул на русса. Догадался, наконец, в чем дело. Сказал:
— Если она не против.
— Ты щедр, ярл россов! — воскликнула княжна. — Дар твой велик, и я... — Она лукаво улыбнулась, Летко затаил дыхание. — Я принимаю его.
— Благодарствую за честь, княжна, — поклонился тысяцкий. — А это прошу принять взамен утерянного тобой по вине моей перстня, — и подал ей дорогое массивное кольцо с крупным сапфиром.
Дар этот Летко снял с правой руки. Подарить перстень с пальца левой руки он не решился, ибо это означало признание в любви.
Альбида засмеялась, приняла подарок и без смущения надела его на безымянный палец левой руки. От неожиданности Летко Волчий Хвост захлебнулся воздухом: намек более чем прозрачен. Варяги нахмурились. Рассерженный Ингвард схватился за рукоять кинжала. Альбида спросила его насмешливо:
— Ты тоже хочешь попасть в перстень с двадцати шагов?
Варяг сердито отвернулся. Конунг сделал вид, что ничего не заметил...
С тех пор Летко зачастил в дом Ольгерда. Конунг встречал его радушно, но Альбида на глаза влюбленного русса больше не показывалась.
Лихой наездник потерял покой и готов был выкрасть красавицу, как это многие делали на Руси. Но не мог решиться.
— Пошли сватов, — советовал веселый сотский Мина, друг-побратим воеводы-тысяцкого, насмешник и балагур.
— Кто яз? — махнул рукой Летко. — Сын смерда. А она гордой княжецкой крови.
— Тож мне, князья, — презрительно скривил губы Мина. — Да у варягов што ни воин, то князь! Им на родине своей и пожрать-то добром нечего, вот они и шарят по свету, где б кусок урвать... Ты сейчас богат, у великого князя на виду: воевода! Шутка ли? У тебя под рукой тысяча воев. А у Ольгерда што? Едва сотня татей-находчиков. Правда сказать, спеси у него, што воды в Непре-реке в весеннюю пору. Шли сватов, авось и...
— Ты про «авось» у Святослава-князя спроси, — съязвил Летко. — Он это слово ой как жалует.
— Тогда позови самого Святослава сватом быть. Ему Ольгерд не откажет, остережется.
— Ты што, с ума свихнулся?! О таком просить. Да князь засмеет меня.
— Кто знает, — загадочно усмехнулся Мина.
А на следующий день великий князь Киевский вызвал к себе молодого воеводу.
— Вот што, ума палата. — Святослав искрил очами. — Езжай-ка с гонцом козарским Зариром к передовым сторожам Дикого Поля и тайно договорись с Харук-ханом о походе на Булгар-град. Гонец скажет ему, где вам встретиться. — Князь прищурился, красивые губы тронула усмешка. — Вот еще што: возьмешь с собой посла Ольгердова. Варяги тож хотят в набег на Талиба-царя идти.
— Сполню, князь, — понурился Летко: больно уж ему сейчас не хотелось уезжать из Киева.
— Што такой невеселый? — лукаво поинтересовался Святослав. — Аль зазноба какая-нито иссушила сердце молодецкое?
— Да нет, князь, — поспешно ответил воевода, и лицо его вспыхнуло жаром.
— Нет так нет! Тогда езжай немедля. Пошли отрока к Ольгерду за послом и завтра с рассветом — в путь.
Утром, ни свет ни заря, в ворота Леткиного подворья громко застучали. Воевода завтракал, уже одетый для дальней дороги.
— Иди отвори! — приказал он Ставру. — Видать, варяги. Зови посла к трапезе.
Ставр ушел. В сенцах послышались шаги нескольких человек, звон булатной стали. Дверь распахнулась и... кусок едва не застрял в горле хозяина: у порога стояла Альбида. Она смеялась, а Летко Волчий Хвост от такого неожиданного явления не мог встать из-за стола.
— Приглашай же, ярл россов, к трапезе! — звонко сказала девушка. — Я не успела позавтракать и голодна.
Воевода поспешно вскочил, повел рукой, приглашая гостей садиться, но выговорить что-либо сразу не мог.
Потешаясь над крайней растерянностью хозяина, Альбида села напротив. Четверка суровых с виду и молчаливых варягов присоединилась к ней.
— Мяса!.. — вырвалось у Летки неожиданно громко. Альбида опять расхохоталась. Русс покраснел, нахмурился и приказал Ставру уже нормальным голосом:
— Неси на стол все, чем богаты!
— Не утруждай себя, ярл. Я пошутила. Мы только что из-за стола. А вот квасу медового выпью для услаждения души. — И она протянула тонкую руку к серебряной кружке.
Летко поспешно, даже слишком поспешно, придвинул к ней глиняный кувшин со сладким напитком.
— Как ты оказалась здесь? — наконец смог он задать вопрос.
— А разве тебе не говорили, что в Дикое Поле поедет посол от норманнов?
— Дак это ты? — не поверил воевода.
— Я, — простодушно, без тени улыбки, ответила княжна, и беззаботные синие глаза ее остановились на лице русса. — А это моя охрана, — указала Альбида на варягов. — Так когда мы поедем? Наверное, пора?
— Да, пора. Ставр, в сборе ли дружина моя?
— Все тут, у ворот!
Так волей судьбы или кого-то другого Альбида была рядом. А он, удалой наездник, бесстрашный воин и искусный дипломат, так и не нашел слов признания в любви; по-прежнему хмурился и краснел, когда северянка обращалась к нему с вопросами...
Мысли воеводы прервал Каменок Шолох:
— Там степняки собрались. Сюда просятся.
Летко поднялся на вал. На противоположном берегу речки, у брода, волновались десятка два кочевников. Увидев богато одетого воина-русса, они закричали:
— Ур-рус-коназ, пусти! Торговать будем! Бараны есть, кошма есть, шерсть есть, кумыс есть!
Летко что-то сказал вполголоса старшине крепости, тот крикнул в ответ:
— Пускай старшой идет сюда! Один! — уточнил он.
Кочевники посовещались между собой. Один из них на высоком поджаром коне взбурлил брод и через мгновение стоял перед насыпью, снизу вверх глядя на руссов.
— Коназ, когда торг будет? — задорно спросил он, сняв баранью шапку в знак приветствия.
— Езжайте в Киев-град. Там много козарских купцов.
— Куява далеко, а мы не купцы. У нас товаров немного. Продаем только то, что имеем лишнего.
— Дак продали бы своим купцам.
— Э-э, нет! Себе дороже. Наши купцы малый дирхем[105] дадут за десяток овец. Урусы больше платят.
— Что-то обличье твое мне знакомо! — пригляделся Летко к кочевнику. — А ты знаешь меня?
— Откуда, коназ-урус? Наши с тобой пути не пересекались. — Хазарин разбойно оскалил зубы.
И все-таки Летко не мог ошибиться, глаз у него был наметанный. Черная густая борода облегала широкие скулы степняка, усы выбриты, ястребиные глаза под густыми бровями глядели дерзко и вызывающе, большой горбатый нос походил на клюв беркута. Во всем обличье кочевника было что-то залихватски-зловещее, в сухом теле ощущалась стремительность гепарда. Он походил на касога[106] или алана, но никак на хазарина.
— Постой-постой. Дак ты ж Бичи-хан!
— Хо?! Узнал меня, Ашин Летко? — осклабился кочевник.
— С коих это пор ты, разбойник степной, стал кошмами торговать? Твое ж дело — кони?
— Нельзя громко говорить. Не хочу, чтобы кто-нибудь услышал.
— Што ж, езжай в ворота, Гостем будь. Эй, сторожа! Пропустите его!
Дозорные опустили легкий дощатый мостик через ров, и Бичи-хан въехал в крепость.
— Заходи в горницу, хлеба преломить, — встретил его Летко.
