Кочевник спрыгнул наземь, поклонился воеводе, скрестив на груди руки, и ступил вслед за ним в полутемную мазанку.
— Подай перекусить и жбан медовухи! — приказал Летко Ставру. — Потом стань у дверей и никого не пускай. ..
Когда на столе появилась снедь, Летко спросил:
— Так пошто ты, Бичи-хан, страшишься конями торговать?
— Каган-беки Асмид не велел. Кто ослушается, тому секим-башка. — Кочевник провел ладонью по горлу.
— А тебе-то што до приказов хакан-бека? — усмехнулся русс. — Он же на кол обещался тебя посадить, яз сам о том в Итиль-граде слыхал. Да и не больно-то ты хакан-бека испужался, как мне ведомо.
— Зачем «на кол»? — ухмыльнулся степной атаман, разрывая крепкими зубами кус вяленого мяса. — Эх-ха, вкусно! Что за зверь?
— Медведь.
— Их-ха, — покачал головой кочевник. — Как вы побеждаете такого могучего зверя? Нам его не осилить!
— Так в степи ж он не водится. Где ты мог его видеть?
— Иногда в леса заезжаем, когда дань берем с булгар или буртасов. Там тоже медведи есть. Раз у меня коня задрал. Я саблей его ударил, так зверь чуть не задавил меня. Я на дереве спасся, а воины мои разбежались.
— Счастье твое, — расхохотался Летко. — На медведя, и с саблей? Виданное ли дело! Ты очень храбрый человек!
— Какой храбрый, — вытаращил глаза Бичи-хан. — Когда на дереве сидел, совсем не храбрый был.
— Ну ладно. Хватит. Ты другое скажи: пошто ты вдруг кола хаканова перестал страшиться? Зимой в Итиль-граде яз сам слыхал, што кто тебя споймает живого, тому — сто динаров платы.
— То было зимой, — засмеялся атаман. — А сейчас каган-беки сам дал мне тысячу динаров.
— Неужто?
— Да-да! Не удивляйся, Ашин Летко. Я спас Санджар-хана от смерти...
— Как Санджар-хана?! Он што, заболел?
— Ха! Заболел. Какой-то удалец ударил его саблей, лицо сильно поранил. Все думали: умрет эльтебер! А у меня лекарь-араб был. Я его в набеге захватил, продать хотел. А тут случай такой! Привез я лекаря, он и вылечил пресветлого Санджар-хана. А хан мне прощенье испросил у Могучего. Лекаря, правда, пришлось кагану-беки за так подарить.
— Как же «за так»? Разве тысяча динаров и твоя голова ничего не стоят?
— Тысячу динаров я за жизнь Санджар-хана получил. Так мне и сказали. А голова моя? Фи, всего сто динаров стоит. А что такое сто динаров? Тьфу!
Летко рассмеялся, так и не постигнув логики в размышлениях разбойного хана.
— Как звали того удальца, што князя Санджара поранил?
— Имя его знает только темная ночь да вольный ветер, — беспечно ответил кочевник.
— Как так?
— А-а... — Бичи-хан махнул рукой. — Карапшик саблей ранил эльтебера, вскочил на каганова коня, зарубил его конюха, сбил на землю ал-арсия и был таков! Кар-рош карапшик-богатур! Вот бы мне такого в отряд! — блеснули разбойные глаза атамана.
— Так его не споймали?
— Где там? Нет. Растворился в ночи. Шаманы говорят: это сам Тенгри-хан.
— Может быть, — не стал разуверять его Летко. — Ну вот што, хан Бичи, баранов мы у тебя купим. Но мне кони нужны.
— Э-э, коней нельзя. Голову жалко! — засмеялся разбойник.
Летко сунул руку за пазуху, вынул кошель, бросил его хану:
— Вот, выкупишь свою голову. Здесь ровно сто динаров.
— Якши[107]. Будут кони. Сколько надо?
— Три тысячи голов.
— Завтра пригоню. Ночью к сухой балке. Знаешь где?
— Каменок Шолох знает.
— Задаток давай. Тысячу динаров.
Летко протянул руку, взял переметную суму, вынул из нее увесистый мешочек, подвинул атаману.
— Якши!
— А мечи, брони?
— Тут недалеко караван купцов из Бухары и Хоросана. Коган-беки велел задержать. Мои воины выполнили приказ Могучего.
— Сколько надо, чтобы купцы немедля на Русь прошли?
— Воинов триста. По дирхему хватит. А мне дашь, сколько не жаль.
— Здесь пятьсот дирхемов, — отсыпал серебро ЛетКо из другого мешочка.
— Ты щедр, коназ-урус. Все будет так, как ты хочешь. Сегодня караван придет сюда.
— Не боишься голову потерять? — засмеялся воевода. — Ты ведь теперь хакан-беку служишь, а у него расправа короткая.
— Ха! — беспечно отозвался Бичи-хан. — Я вольный человек. Служу, кому хочу. Да и голову теперь есть чем выкупить.
— Ну добро! Насчет торговли всем прочим говори с купцом Артаком. Он здесь, в тверди.
— Знаю его.
— Вот и хорошо. Пусть Артак с тобой едет, торг овцами и кошмами проведете у стен крепости, на нашем берегу.
— Ладно! Я поехал к своим воинам. Дел много, все успеть надо. Спасибо за угощение, Ашин Летко.
— На здоровье. Езжай, и пусть поможет тебе твой степной покровитель.
Бичи-хан выскочил во двор, свистнул разбойно. Его тонконогий карабаир вмиг оказался рядом. Кочевник прямо с крыльца прыгнул в седло.
— Прощай, коназ-урус... Артак, приходи на берег. Торговать будем. Сегодня много чего купить можешь!
Когда степной атаман подскакал к выходу из крепости, в ворота как раз въезжали охотники, обвешанные битой дичью.
— Ярл Летко! — звонко крикнула разгоряченная скачкой Альбида. — А я больше всех достала стрелой добычи!
Бичи-хан посторонился, остро глянул на беловолосую красавицу. Глаза конокрада вспыхнули, как у голодного волка. Он осклабился, гикнул громко, и конь-ветер вынес его за ворота, в степь.
Глава шестая
Цена свободы
Греческая кондура достигла наконец первой русской крепости на границе с Печенегией. Патрикий Михаил приказал кормчему остановить корабль на середине реки, а сам в челноке с двумя гребцами отправился к воеводе Искусеви, которого хорошо знал по прежним проездам здесь.
Грек угостился русскими яствами и просил воеводу послать нарочного к великому князю Киевскому, сообщить о прибытии в его владения посла из Царьграда.
Искусеви обещал исполнить просьбу, тем более что это было его прямой обязанностью. Но патрикий
