на хазар добровольно, в обыденной жизни были табунщиками у князей и воевод.
В ловкости и стремительности эти наездники не уступали кочевникам, умели попасть стрелой в любую цель с летящего во весь опор коня. Аркан в руке такого воина был послушным оружием и срывал врага из седла с тридцати шагов. Легкий меч-молния разил противника без промаха, а метательный топорик доставал врага, даже укрытого щитом: особый крюк на изогнутой рукояти цеплялся за край щита, а лезвие поражало цель позади него.
В битве легкоконные быстрые всадники наносили удары по крыльям неприятельской орды, преследовали и уничтожали отступающего противника. Если пешая рать руссов оказывалась окруженной, тогда легкая конница охраняла фланги дружин, а тяжелые конные богатыри защищали тыл. И те и другие, пока их пешие товарищи отражали натиск с фронта, короткими ударами разрушали наступающие силы врага.
Легкими полками конницы в дружине Свенельда командовал воевода Скопа, горячий и бесшабашный рубака. С виду молодой военачальник казался легкомысленным, но Святослав знал в нем того русса, который умел прикинуться этаким придурковатым ванькой-ряхайкой. Такие люди на Руси жили во все времена, и именно по ним иностранцы судили о загадочной русской душе, которая то в пятках, то нараспашку, то из тела — вон! Иной человек, напыщенный от высокоумия, считал их хвастунами и балаболками, неспособными к свершению больших дел. И какой же ошарашенный вид бывает у велемудрого начетчика, когда он узнает, что цель, к которой он сам стремился всю жизнь, уже достигнута этим самым Скопой с кажущейся легкостью.
Святослав тонко разбирался в людях, случайных советников и военачальников при себе не держал, а таких, как Скопа, понимал и любил.
Передовой сотней в дружине воеводы Скопы командовал Кирша. Летко Волчий Хвост звал его с собой, но тот заявил:
— Путь мой лежит туда, где будет Санджар-хан. В тот раз не удалось мне поразить вероломного князя ко-зарского, а в этот раз яз его достану...
Сейчас сотня Кирши широкой лавой обшаривала степь далеко впереди основных дружин. Действовали разведчики скрытно и стремительно: иной кочевник и глазом не успевал моргнуть, как оказывался заарканенным и поставленным перед грозные очи Свенельда...
Через семь дней ладейные дружины самого Святослава, двигаясь скрытно ночами, достигли устья реки Ворсклы — притока Днепра.
Комонники к тому времени прошли триста верст по левому берегу Северского Донца и остановились на полпути к хазарскому городу Каракелу, или Черной крепости, как называли его руссы...
Каган-беки Асмид пребывал в гибельном неведении: он уверенно полагал, что коназ Святосляб где-то там, за двести фарс ахов от него, спешит спасать северные земли Урусии от нашествия орд Талиб-алихана. Тумены хазар с табунами, женами, детьми и кибитками неторопливо перекатывались к устью Дона, где все ожидали встретить Фаруз-Капад-эльтебера с его табунами и воинами.
Но предводителя аланов там уже не было. Ослушавшись приказа кагана-беки, тархан Фаруз-Капад двинул свои тумены к Саркелу и, не дойдя до него, внезапно повернул на восток. В отличие от своего повелителя, Фа-руз-Капад-эльтебер спешил. И пока каган-беки Асмид беспечно стрелял уток и гусей в окрестностях живописного озера Маныч, его самовольный тархан остановил коней перед западными воротами столицы Хазарского каганата...
Святослав в это же самое время принимал в своем походном шатре печенежского властителя Радмана. Обязательные приветствия, обмен подарками, трапеза минули, и теперь шел прямой, без обиняков, разговор:
— Я поведу свои тумены на Каракел, каган Святосляб. Собака Асмид увидит блеск клинков моих батыров!
— Однако ж воинов у него впятеро поболе, чем у тебя, — заметил Святослав. — А потом, как ты сам сказал, бек-хан Куря со своей ордой переметнулся к козарам.
— Куря не поднимет меча против меня! — твердо заявил Радман.
— А где бек-ханы Илдей и Тарсук?
— Беки ждут, как повернется дело. Если они узнают, что ты со своими богатурами здесь, они сразу нападут на хазар! — говорил Радман, как мечом рубил.
«Прав оказался Летко Волчий Хвост, — подумал Святослав. — Один он поверил замыслам моим! Так- то!»
— Но сейчас рано говорить им, што яз с дружинами своими рядом, — вслух сказал князь.
— Ты прав, каган Урусии! Когда же сказать можно будет?
— А как только к Донцу-реке с лодиями переберусь, тогда и поведаешь князьям Илдею и Тарсуку о пути моем...
За пологом раздался шум, звякнул металл, громкий голос крикнул:
— По делу великого князя! Пусти! Беда!
— Кто там? — насторожился Святослав. — Пустите его!
В шатер ворвался Жизнемир, переяславский тысяцкий. Не поздоровавшись, он ошарашил новостью:
— Грек один сбежал! Из тех, кто с послом в охране был!
— Когда?!
— А кто ж его ведает? Видать, утром. Дозорного на дальней стороже заколол, взял его коня и... поминай как звали! У нас тут, при лодиях, коней-то и десятка не наберется, о погоне и думать нечего. Видать, теперича уж далеко ушел, гад!
— От нас не уйдет! — вмешался Радман. — Что делать с ним, каган Святосляб?
— Утопи, штоб и следа не осталось. Ишь как греки в дружбе верны: патрикий гонца к козарам снарядил. Ежели уйдет доглядчик сей, так все дело наше порушится. Понимает посланец Царьграда, куда больнее ударить.
Радман крикнул что-то по-печенежски, в шатер вбежал и застыл в почтительной позе быстроглазый молодой воин.
— Бепен-хан, надо беглеца поймать, — приказал ему степной властелин. — Он грек и несет наши тайны паршивому ублюдку Асмид-хану. Когда поймаешь, утопи его в первой попавшейся луже, если реки рядом не будет. Потом скажешь мне.
— Исполню, о доблестный! — звонко прокричал печенег и выбежал из шатра.
Вскоре удаляющийся грохот тысяч копыт донес, что повеление грозного Радмана исполняется с усердием и поспешанием.
— Теперь, каган Святосляб, твоим ладьям незачем плыть только ночами, — сказал бек-хан. — Я своими туменами прикрою твоих воинов от любопытных глаз хазарских лазутчиков.
— Верно! — просветлел лицом князь. — Теперь мы скорее сможем поспеть в Донец-реку.
— Надо спешить, каган Святосляб, ибо войско твое надолго не скроешь. Я должен идти. Прощай, друг, да осветит Тенгри-хан путь твой лучами великого солнца!
— Прощай, князь! — поднялся и Святослав. — До встречи у Черной крепости. Там мы обнажим свои мечи супротив хакан-бека козарского...
— О Могучий! — стоя на коленях, завыл начальник дозорной тысячи богатуров Гулуг-хан. — О-о, Угроза кя-фирам, Фаруз-Капад-эльтебера в Каракеле нет!
— Он что, не исполнил моего приказа? — зловеще спросил Асмид. — Может быть, он еще не выходил из Таматархи?
— Он ушел оттуда. Но в Каракел не приходил. Пастухи говорят, что большое войско перешло реку Егорлык и исчезло в той стороне. — Гулуг-хан показал на север.
— Как это понять? — Каган-беки удивленно глянул на окружавших его тарханов.
Те пошептались, опустили глаза и ничего не ответили.
— Может быть он не понял нашего приказа? — нарушил тягостное молчание Асмид. — Может, он
