— Гражданочка, чай пить будете?
В дверях купе стояла рослая проводница, неловко держа в руках четыре дымящихся стакана с кипятком. Женя отметила, что это не та, которая проверяла билеты при посадке. Квадратная, ширококостная, с колючим тяжелым профессиональным взглядом. Внутри у нее все сжалось. Похоже, чекистка. Возможно, Бокий уже заговорил и по ее следу пустили энкеведешников, разыскивающих ее по фотографиям и приметам. Правда, она успела сменить одежду, разбросав старую по свалкам, и приобрела круглые очки в проволочной оправе, с простыми стеклами, которые вместе с косой, уложенной горкой, придали ей вид учительницы.
«Неужели за мной потянулся «хвост» и все меры предосторожности напрасны? Через три часа будет Шевченко, узловая станция рядом с небольшим украинским городком Смелой. Может, попробовать изменить маршрут, и пересесть на другой поезд? Если у меня еще будет такая возможность…» — пронеслись невеселые мысли у Жени в голове.
— Гражданочка, мне недосуг здесь стоять! — окрысилась проводница, — Последний раз спрашиваю: чай пить будете? Чтобы потом не обижались, я больше котел топить не буду, за кипятком пойдете в вагон- ресторан.
— Извините, задумалась. — Женя постаралась взять себя в руки. — Два стакана чаю.
— Вы одна едете, берите пока один. За вторым подойдете, а то у меня стаканов на всех пассажиров не хватит! — отрезала проводница.
Нотки скандала в ее голосе исчезли, и у Жени немного отлегло от сердца. Возможно, она все же ошибается.
На столике оказался стакан в дешевом металлическом подстаканнике с еле закрашенным кипятком. Проводница ушла, и ее было слышно уже в соседнем купе. Там тоже едет только один пассажир. Время переполненных вагонов, когда казалось, что вся страна пыталась ехать куда-нибудь подальше от обжитых мест, миновало.
«Как много у меня связано с железной дорогой! Дореволюционный вокзал… Жизнь там постоянно била ключом… — подумала Женя. — Удельная, Левашово, Галич… Дореволюционные мягкие вагоны первого и второго класса, кавалеры и подружки… Как это было недавно и как давно! Разбросало всех по свету, кого-то уже нет в живых. Тогда мы были максималистами. Казалось, что жизнь бесконечна и слишком медлительна. Старались любыми способами ее ускорить. А сейчас, в преддверии сорокалетия, кажется, что жизнь летит, словно поезд к конечному пункту, и нет возможности хотя бы замедлить ее движение».
Жене надоело бездумно смотреть в окно, за которым уже ничего не было видно из-за сгустившейся темноты, лишь изредка нарушаемой редкими робкими огоньками, мгновенно появляющимися и исчезающими, словно призраки.
Семнадцать лет прошло, как она уехала из Украины, но ничто не пробуждало воспоминаний — даже когда было еще светло и можно было смотреть в окно на местные пейзажи. Женя встала, достала из-под сиденья багаж, вынула толстую зеленую тетрадь в коленкоре. Изготовлено на бумажной фабрике братьев Баженовых и К° — название, которого давно не существует, как и ее владельцев, наверное, расстрелянных или, если повезло, живущих в эмиграции. Это все, что осталось у нее от прежней жизни, ниточка, которая связывала ее с прошлым. Десятилетия назад она прекратила вести дневник, а теперь жалела: ведь столько было событий, которые по прошествии лет становились тусклыми и призрачными, словно не с ней происходили. А когда пыталась вспомнить, сознание исподтишка дорисовывало «картины», которых не было, идеализируя или, наоборот, сгущая краски, — словно недобросовестный историк, работающий в угоду власти. За время дороги пересмотрела дневник и сделала пометки, словно собиралась дать его кому-нибудь почитать. Наверное, только Анюте. Дочь взрослеет, и хотелось бы, чтобы она не повторила ошибок, которые мать допустила в молодости. Поэтому и объясняла те далекие события.
Если будет возможность, перешлет дневник в Москву, Анюте. Если…
В последнее время Женю преследовало ощущение, что она постоянно находится в темноте, даже при свете дня пребывает
в затянувшейся ночи, мучительно долго ожидает рассвета, который в ее жизни запаздывает на многие годы.
Поезд замедлил ход и остановился. За окном была беспросветная темень, и воображение Жени нарисовало картину, как к поезду спешат серые личности в серых одеждах с постановлением на ее арест. Коренастая проводница спешит открыть им дверь и услужливо показывает купе. Все представилось так ярко, что Женя невольно сжалась, ожидая, что вот распахнется дверь и в купе войдут…
Можно попробовать закрыть дверь купе изнутри и попытаться выбраться через окно… Но она продолжала сидеть без сил, ничего не предпринимая.
Поезд медленно двинулся. Женя вышла из купе и в коридоре увидела проводницу. Теперь та не избегает ее взгляда, и улыбка у нее нехорошая — видно, развязка близка.
«Интуиция меня не подвела. Жаль, что нет оружия, — тоскливо подумала Женя. — Впрочем, это не для меня — никогда не смогу убить человека. Видно, во мне еще осталось что-то человеческое, что-то от прошлой Жени. И жить почему-то хочется! А если подойти, попросить чаю и, когда она повернется, проскочить в тамбур, распахнуть дверь и выпрыгнуть, благо, поезд еще не набрал ход? Шанс ничтожный, но все же шанс! Деньги и документы со мной, зашиты в поясе. Дневник! Он остался в купе. Вернуться за ним? Похоже, она что-то почувствовала — взгляд стал настороженным, колючим. Надо Действовать немедленно».
Женя подошла поближе.
— Можно попросить еще чаю?
— Отчего нельзя? Можно! — удивительно ласково отвечает проводница, в упор насмешливо рассматривая Женю.
Женя напряглась. За спиной проводницы видна заветная дверь в тамбур. Мысленно сосчитать до трех…
«Раз, два…»
Сейчас она возьмет стакан с кипятком и…
— Не надо делать глупостей, гражданка Яблочкина, — жестко произносит проводница. Из ее руки тупо смотрит револьвер. — Марш в купе — не будем устраивать спектакль!
Провожает ее в купе, заходит следом и закрывает за собой дверь.
«Глупо, глупо, ой как глупо!» — стучит в голове у Жени.
— Руками упереться в окно и не делать лишних движений! — командует проводница. — Стреляю без предупреждения!
Вагон мерно покачивается во время движения. Жене очень неудобно стоять, но это то, что нужно проводнице, которая тщательно и быстро обыскивает ее. Находит пояс с деньгами и документами, торжествующе кладет его на стол.
— Оружия нет, а прислали сообщение, что крайне опасна и требуются особые меры при задержании, — вслух делится мыслями проводница и командует: — Можешь повернуться и достать свой багаж — посмотрим, что в нем. Напоминаю, что стрелять я умею и люблю! Поэтому без дураков!
Женя повернулась, достала из-под полки чемодан и придвинула его к проводнице. Неожиданно открывается дверь и в купе заглядывает еще один проводник — с наганом в руке.
— Уже взяла?! — говорит он с сожалением. — Мы же договаривались…
— Бери чемодан и посмотри, что там внутри, — командует проводница. — Сбежать хотела, стерва! Я это по ее глазам вычислила. А сейчас сидит смирно, как школьница, притворяется… Да не здесь смотри — тут и повернуться негде, — а у себя в купе. Спокойно смотри, ничего не упускай, подкладку с чемодана сдери, поинтересуйся, что там. А мы здесь побеседуем.
Недовольный проводник с чемоданом удаляется.
— Скоро станция. Я уверена, что в чемодане ничего нет. Ты уже успела все припрятать! Твоя жизнь в твоих руках: скажешь где, тебе это зачтется. Нет, поедем в Смелу, в районное управление сама знаешь какой организации, а там я из тебя все выбью. Не сомневайся!
«Почему она решила, что у меня нет оружия? — подумала Женя. — Оно есть и всегда со мной».
Страх сменился злостью. Она уже не боялась, а проводница, почувствовав перемену в Жене, внимательно посмотрела на нее, пытаясь разобраться, в чем причина. Это было как раз то, что нужно!
