свояченицы, что-то говорившей Путятыцкому. Он встал.
Станевич оборвала фразу на полуслове:
— Уже уходишь?
— Ничего не поделаешь, дела…
— Очень жаль! Но я надеюсь, ты еще зайдешь ко мне, пока будешь в Островце?
— Разумеется, — сказал Щука и стал прощаться.
Она проводила его в переднюю и, когда он надевал пальто, сказала:
— Поцелуй за меня Марию, когда она вернется…
— Обязательно.
— Очень хочется с ней увидеться. Мы так давно не видались.
Она держалась корректно, даже, пожалуй, любезно. Как искусно положенный крем маскирует морщинки под глазами, так хорошие манеры маскировали ее неприязнь, почти ненависть к свояку. «В конце концов, — подумал
Щука, — она скорей достойна удивления, чем осуждения».
— Да, очень давно, — согласился он.
Когда за Щукой закрылась дверь, она поправила волосы перед зеркалом и с той же улыбкой, с какой простилась со свояком, вернулась к гостям, с удовлетворением отметив, что они не скучают. Путятыцкий только что кончил рассказывать очередной анекдот, и, едва он замолчал, Тележинский заржал, как жеребец. Станевич, не зная, в чем дело, тоже рассмеялась. О Щуке, как она и предполагала, никто не обмолвился ни словом. Напротив, и Путятыцкие и Тележинский всем своим видом давали понять, что им весело и хорошо.
Немного погодя Путятыцкий предложил отправиться всей компанией ужинать в «Монополь».
— Скоро полдевятого, — сказал он, взглянув на часы, — время как раз подходящее. По-моему, надо выпить по рюмке хорошего вина за успех нашего дела.
— И за окончание войны, — прибавила Станевич.
Путятыцкий поморщился.
— Ну, в честь такого события и водка сойдет. Что вы об этом скажете?
— О чем? — спросил Тележинский. — О водке? Я всегда готов.
— Это я знаю. О моем предложении в целом.
Роза Путятыцкая закурила.
— 'Мне кажется, предложение неплохое.
— Бесподобное! — воскликнула Станевич. — Только как мы вернемся домой? Этот ужасный комендантский час… До скольких можно выходить на улицу?
Путятыцкий махнул рукой.
— Кажется, до десяти. Впрочем, какое это имеет значение? Вернемся на извозчике, если не захотим оставаться до утра. «Монополь» открыт всю ночь.
Станевич любила иногда прикидываться беспомощной, считая это хорошим тоном.
— А вы проводите меня?
— Хоть на край света! — поклонился Тележинский.
— Очень любезно с вашей стороны! Не смейтесь, пожалуйста, я в самом деле страшно боюсь ходить одна по ночам…
— Фред, — обратился Путятыцкий к двоюродному брату, — ты давно был в «Монополе»?
— Вчера.
— Ну и как?
— Ничего заведение, повеселиться можно.
Станевич оглядела свое платье.
— Как вы считаете, мне надо переодеться?
— Ни в коем случае, — ответил Путятыцкий. — Категорически возражаем. Это платье вам очень идет. Правда, Роза?
Путятыцкая покровительственно обняла Станевич.
— Наша дорогая пани Кася во всех нарядах хороша.
Станевич покраснела от удовольствия. Путятыцкий потирал руки, довольный, что его затея удалась.
— Ну, пошли! Надо только тех двоих прихватить с собой. — Он указал рукой на соседнюю комнату. — Молодой Косецкий производит приятное впечатление. И тот, другой, тоже…
— Верно! — спохватилась Станевич. — Я и забыла про них. Они совсем заболтались там. Ох, уж эти мне мужчины!
Она подошла к двери и крикнула:
— Алло!
— Войдите! — раздался голос Ваги.
Она вошла и плотно прикрыла за собой дверь.
— Ну и надымили вы тут! Задохнуться можно.
В самом деле, в маленькой комнате воздух был сизый от дыма. Вага встал, вслед за ним поднялся Анджей Косецкий.
— Я не помешала? Вы кончили?
— Более или менее, — сказал Вага. — К вам, кажется, еще кто-то приходил?
— А, пустяки! Визит родственника. Вы в самом деле кончили?
Вага кивнул.
— Прекрасно! В таком случае присоединяйтесь к нам, мы отправляемся кутить.
— По какому поводу? И куда?
— В «Монополь». Надо же выпить за окончание войны. И за наши дела. Надеюсь, они продвигаются успешно?
— Вполне.
— Вот и прекрасно! Значит, идем? Я вижу, вы колеблетесь?
— Да. У меня сегодня еще одно свидание.
— Деловое?
— Скорее да.
— Тогда можете не ходить. Уверена, что ничего серьезного.
— Напротив.
Станевич вздохнула.
— Как это скучно. Вечно у вас дела, капитан! Ну, ладно, так и быть, идите, на сей раз я вас освобождаю. Но потом вы присоединитесь к нам?
— Постараюсь.
— Никаких «постараюсь»! Отвечайте определенно: «да» или «нет»?
— Почти определенно «да».
— Что за несносный человек! Но я ловлю вас на слове. А у вас, пан Анджей? — Она взглянула на задумавшегося Косецкого. — Тоже свидание?
— Да, и как раз в «Монополе».
— С женщиной?
— С мужчиной.
— Надеюсь, этот мужчина не отнимет у вас весь вечер?
— Самое большее четверть часа.
— Отлично! Итак, я не прощаюсь. Только умоляю вас, дорогие, никаких серьезных разговоров! Я хочу, чтобы сегодня было весело…
У ворот Вага попрощался с Анджеем Косецким. Короткая, глухая улочка с розовато-грязными домами и цветущими каштанами была погружена в ржавый полумрак. Небо заволокли тяжелые тучи. Парило, воздух был неподвижен.
— Будет гроза, — сказал Вага. — Вы в «Монополь»?
— Да.
