— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Это правда, что вы уезжаете на будущей неделе?
— Да.
— Бросаете больницу?
— Конечно. Мне здесь нечего делать.
— А куда вы собираетесь ехать?
— На запад. Нижняя Силезия, Вроцлав, Легница. Впрочем, на месте видно будет. Теперь самый подходящий момент. Неразбериха, земля ничья. Сейчас там можно раздобыть все, что угодно.
— Как я вам завидую, — вздохнула блондинка.
Он сжал ее ногу коленями.
— Ну, это дело поправимое.
— Вы думаете?
— Уверен.
— А муж?
— Ох, уж этот муж! Даже неизвестно, жив ли он.
— Не говорите так, пожалуйста.
— А если жив, то когда еще вернется, да и вернется ли вообще!
Котович подсел тем временем к Краевскому.
— Ну как? — спросил адвокат. — Есть?
Котович развел руками.
— Я просто в отчаянии. Ровно в половине десятого деньги должны были быть у меня. Вы ведь меня знаете, пан адвокат, еще не было случая, чтобы я кого-нибудь подвел. Если я назначил время, то тут хоть земля разверзнись…
— Но сейчас, кажется, не разверзлась.
Импресарио снова развел руками.
— Роковое недоразумение! Завтра в первой половине дня я сам принесу вам деньги. Можете на меня положиться.
Мимо, сопровождаемая Хелмицким, прошла улыбающаяся Станевич.
— Посмотрите, какого парня отхватила майорша!
— Полковница, — поправил Краевский. — Станевич получил у Андерса чин полковника.
— Что вы говорите? А я не знал. Она здесь одна?
— С Путятыцкими.
— Ну, конечно, она, как всегда, в высшем обществе.
Он незаметно обернулся. Станевич представляла Хелмицкого своим знакомым.
Лили Ганская явилась в десять часов. Она быстро прошла через бар, с улыбкой кивнула Кристине и исчезла в коридорчике за буфетом. Кристина проскользнула следом за ней. Лили снимала летнее спортивное пальто.
— Ну, как дела, дорогая? Много работы?
— Ужасно. Я уж боялась, что ты не придешь.
— Представь себе, я проспала, — засмеялась Лили. — Легла после обеда и, как сурок, проспала до вечера. Посмотри, у меня не опухло лицо?
— Нисколько. Ты прекрасно выглядишь.
Лили вынула из сумочки гребенку и стала расчесывать густые черные вихрастые, как у мальчишки, волосы.
— Послушай, дорогая…— сказала Кристина.
— Ну?
— Ты очень будешь сердиться, если я сегодня смотаюсь в одиннадцать?
— В субботу? Ты с ума сошла! Что случилось? Ты нездорова?
— Нет.
Лили внимательно посмотрела на нее.
— Так в чем же дело?
— Ни в чем. Просто мне хочется пораньше уйти.
— Ой, Кристинка…
— Что?
— Лучше признайся.
— В чем?
— Мальчик?
Кристина обняла ее и поцеловала в щеку.
— Лилечка, ты потрясающе догадлива!
— Значит, мальчик?
— Может быть.
— Красивый хоть, по крайней мере?
— Забавный. Страшно самоуверенный.
— Ну, это не ново. Но красивый?
— Не беспокойся, я не влюблюсь.
— Надеюсь. Кто он такой? Я его знаю?
— Пожалуй, нет.
— Нет? Кто же это? Умоляю тебя, Кристина, скажи, я умираю от любопытства. Как его зовут?
— А я не знаю.
Лили сделала большие глаза.
— Как это не знаешь?
— Очень просто. Не знаю, и все.
— Не знаешь, как его зовут?
— Правда, не знаю. И меня это не интересует. Разве это имеет значение? Ну как, решено? А в следующую субботу ты будешь свободна.
— Катись! — буркнула Лили, вынимая пудреницу. — Сумасшедшая! А старик тебя отпустит?
— Пусть попробует не отпустить. Ну, пока! А об этом никому ни слова, ладно?
Когда она вернулась за стойку, ее сразу обступила нетерпеливая толпа. Но она улучила минуту и поверх голов окружающих поискала глазами Хелмицкого. За столиком его не было. Музыка из соседнего зала не доносилась. Куда же он девался? Она даже немного встревожилась, но в ту же минуту увидела его: он сидел за столиком Путятыцких спиной к буфету и разговаривал с Фредом.
Вейхерт во время оккупации был связан с лондонским правительством. А теперь, не успев сориентироваться, к кому выгодней примкнуть, оказался в демократической партии. До сих пор благодаря хорошим отношениям со Свенцким у него было прочное положение в городском совете, но он не знал, как сложатся обстоятельства в ближайшем будущем, когда назначат нового бургомистра. Поэтому в последнее время он пытался сойтись поближе с людьми из ППР. Своего соседа по столу, Подгурского, он знал совсем мало. Тот пил наравне со всеми, но разговорчивей не становился: сидел мрачный, замкнутый, и все попытки Вейхерта завязать с ним разговор разбивались о его угрюмое безразличие.
Вейхерт не был мнительным, но ему невольно пришло на ум, не подозревает ли его Подгурский в чем-нибудь. Он поскорей отогнал от себя эту мысль, но настроение было испорчено. Чтобы избавиться от неприятного осадка, он осушил «внеочередную» стопку водки. Смазливый Юзек из варшавского «Бристоля» услужливо подлил ему.
Атмосфера в зале становилась все более непринужденной. Особенно громко разговаривали, смеялись, жестикулировали на обоих концах стола. Водка развязала языки и располагала к интимным излияниям.
Древновский с багровым лицом и взлохмаченными волосами только что выпил на брудершафт со своим соседом — рабочим Матусяком, председателем профсоюзного комитета на цементном заводе в Бялой.
