обескрещенных градах! О садах и народах, обреченных грозе!.. Даймон
Готов ли теперь к последнему спуску: Глубже страдалищ, в тихий Суфэтх? Неизвестный
Я спуска просил. И не отступаю. Сердце сгорело… Ветер подул В душу нездешний… Уж затихает Гул Укарвайра — все голоса… Даймон
Ты коснешься миров окончательной пыли, Но и кладбище то — лишь полоса. Выше и выше удаляются, замирая, звуки огненного океана; снова минуются за слоями слои; и молчание пустот, отделенных от человечества невообразимыми толщами, поглощает все. Чуть слышное шуршание, похожее на пересыпание песчаных массивов, одно говорит о жизни, еще шевелящейся там.
Неизвестный, тихо-тихо
Пустыня… Но сумрак все непроглядней… Только вверху — лиловатый нимб… Даймон
Все тот же Нергал, — солнце исподнее; Это — скорлупы, еще шуршащие Внизу, под ним. Неизвестный
Нет, не осмыслить смыслом разумным… Будет ли этим несчастным возврат? Даймон
Не замедляя, прошли мы бесшумно Мимо щелей в ад. Тот, кто сорвался к Гагтунгру, и глубже, Глубже, на планетарное Дно, Еще не погиб. Но в этой вот стуже Бессмертье прекращено. Неизвестный невнятно
Давит тоской нечеловеческой Мудрость о семенах и плодах. Даймон
Душу утратив, отсюда в космический Мрак выпадает развенчанный дух. Спуск невозможен: «я» гаснет, И след его Здесь обрывается под золой… Неизвестный
Значит, и глубже, глубже вот этого Есть еще слой?! Даймон
