недоработка в этом вопросе налицо. Вы меня не переубеждайте!..
Иван Федорович был не таким невозмутимым, каким показался мне в начале пути. Я пожалел, что не разговорился с ним сразу. Не во всем он был прав, но его непримиримая воинственность по отношению к святошам мне нравилась. Действительно, мы уже коммунизм начали строить, а какие-то шелкоперовы ставят палки в колеса.
Разговор наш мог продолжаться, но вот под машиной загремел настил моста, и она выскочила на высокий глинистый берег. Перед нами открылась улица — широкая, обсаженная деревцами.
— В милицию?
— В гостиницу, Иван Федорович, — попросил я. Нужно было почиститься, напиться.
Минут через десять мы уже были в центре города. Витрины магазинов, вывески, палатки с газированной водой и мороженым, газетные киоски. На кинотеатре громадная афиша: «Путь к звездам». Над трибуной портреты передовых людей. Через улицу протянуто красное полотнище, белые аршинные буквы:
«Мы будем жить при коммунизме».
Город как город, даже радостно стало. Горькие слова Ивана Федоровича забылись.
Проехав мимо парка, свернули на боковую улицу и сразу остановились возле крыльца белого двухэтажного дома.
Я простился с шофером и взбежал на второй этаж. Навстречу мне вышла пожилая женщина, пригласила:
— Проходите, пожалуйста. Товарищ Росин звонил... Ваш номер десятый, одноместный.
Мы познакомились. Мария Ивановна, так звали дежурную по гостинице, взяла у меня командировочное удостоверение для прописки, проводила в номер.
Номер небольшой, чистый. Я открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха, и вдруг услышал колокольный звон. Редкие, клямкающие удары падали плоско, бескрыло. Я высунулся в окно, чтобы взглянуть в ту сторону, откуда неслись эти звуки, как вдруг увидел Марию Ивановну. Она спустилась с крыльца и засеменила по улице, торопясь на угол, где стояла подвода сборщика утильсырья. Мне видно было, что и сборщик-старик глядит в ее сторону, ждет.
— Клям, клям, клям... — все падали звуки.
Из-за верхушек тополей, кварталах в двух от меня, выступала кирпичная колоколенка церкви.
— Клям, клям, клям... — будто дразнилась она.
— Черт знает что! — выругался я и окинул взглядом улицу.
На углу, где перед этим стояла подвода сборщика утильсырья, уже никого не было.
Я захлопнул окно, вышел в коридор к телефону и попросил соединить меня с начальником милиции. Нужно было, не теряя времени, выехать на осмотр места происшествия, хотя я и не надеялся, что там сохранились какие-либо следы...
Майор Росин прислал машину тут же. Не успел я выпить чашку чаю, как под окном раздался сигнал. Я выглянул и увидел Ивана Федоровича. Очень хорошо: с ним мы уже были знакомы.
Я стал собираться, но в дверь вдруг постучали.
— Заходите! — крикнул я, думая, что пришел шофер.
Но в дверях появилась светловолосая девушка.
— Вы товарищ Иванов? — спросила она.
Мой утвердительный кивок вызвал на ее лице удивление. Наверное, девушка представляла меня каким-то другим, может быть, более солидным и строгим.
— Вы ко мне? — спросил я.
— Да! — Она назвала себя: — Вера Лозина.
Вместо того чтобы поздороваться, я подхожу к следственной сумке и перекладываю ее с одного стула на другой.
— С нами должен быть еще сержант Савочкин. Но он остался, чтобы взять понятых. Мы заедем за ним.
Лозина говорила по-деловому, спокойно, не сводя с меня светлых глаз.
Минут через двадцать мы были уже за городом. Я сидел рядом с Иваном Федоровичем, а на боковых сиденьях газика — сержант Савочкин, Лозина и двое парней-дружинников.
Савочкин — богатырь лет тридцати с усами-пиками в стороны. На полных щеках его, как у ребенка, играл румянец.
— Конечно, не захватили мы ни одного участника. Что там говорить — виноваты... — проговорил он, когда машина тронулась. В его голосе были сожаление и досада.
— Не до них было, — заметила Вера.
— Потерпевшая была такой, что напугала не на шутку. Думали, мертва. Не глядит, не дышит. Клади в гроб, да и все. Если признаться, оторопь взяла. Всякое приходилось видывать, а тут как взглянул — мороз по коже!
— Не тужите, все выяснится! — сказал я авторитетно, будто такие дела мне приходилось вести не впервые.
— Не сомневаемся, однако хлопот прибавилось...
Насколько прибавилось хлопот, я не представлял, но на сердце было тревожно. А в самом деле, сумею ли я все выяснить?
Место происшествия оказалось на поляне среди сплошных берез. Сержант Савочкин подвел меня к выгоревшей на краю поляны плешине и, ткнув ногою в едва приметную ямку, сказал:
— Здесь стоял крест...
Я подозвал понятых, разъяснил их обязанности и права. Начался осмотр места происшествия.
Прежде всего нужно было осмотреть яму. Лопатой я стал выбрасывать из нее землю, перекидывать пожелтевший дерн. Вскоре попались две спички, за ними — обрывок веревки.
— Первый трофей! — воскликнул Иван Федорович.
Сержант Савочкин тут же подхватил обрывок, стал рассматривать. Все насторожились, ожидая, что он скажет.
— Точно такая веревка была на потерпевшей! — наконец проговорил он.
«Вот тебе и не окажется следов! — подумал я. — Вот тебе и прошла неделя». И спички, и обрывок веревки становились вещественными доказательствами.
«Первые трофеи» осмотра были сфотографированы, описаны и завернуты в бумагу по всем правилам криминалистики.
Вскоре мы углубились в рощу. Если бы кто-нибудь посмотрел на нас со стороны, то принял бы за грибников. Мы заглядывали под каждый куст, раздвигали ветви, траву.
Вдруг крик:
— Товарищ Иванов!
Это зовет меня Иван Федорович. Я бегу к нему. Иван Федорович стоит на коленях возле тропы и разворачивает руками траву, высвобождая что-то.
— Что вы нашли? — спрашиваю подбегая.
— Смотрите-ка, пробка от канистры!
Подходит Савочкин, наклоняется над находкой шофера и говорит:
— Не зря эта пробка здесь! Они ведь бензин в костер подливали. А в чем приносили? В канистре!.. Я еще тогда почувствовал, что бензинцем потягивает, а откуда — не разобрал. Теперь вот стукнуло в голову!..
Да, пробка могла стать вещественным доказательством, если версия Савочкина подтвердится. Пришлось спросить Лозину, не чувствовала ли она запаха бензина, когда прибежала к костру. Нет, она не чувствовала. Ей и в голову не приходило подумать об этом.
С четверть часа мы провозились с пробкой. Фотографировали ее положение возле тропы, сделали схему. Потом я опылил ее порошком алюминия. Предчувствие не обмануло: на верху пробки выступил отпечаток пальца, правда, очень слабый, однако достаточный для того, чтобы снять на дактилоскопическую пленку.