сером фоне стены. — Смотри, старшина! Видать, одна из наших свинцовых пчелок задела волка…
Очевидно, один из бежавших схватился окровавленной рукой за край открывшегося хода — четыре пальца отпечатались на стене. Но там, где должен был находиться отпечаток ладони и пятого пальца, шла чистая каменная плита. Шов между двумя плитами камня словно отрезал след пальцев от остальной ладони. Но плиты настолько плотно прилегали друг к другу, что казались одним целым, несокрушимой и недвижимой стеной.
— Опять, как везде в этой бисовой хатыне, дверки видчиняются снутри! — проговорил Ничипуренко. — Давай поглядим другие коридоры. Начнем с левого — здесь, видать, частенько прогуливались эти самые оборотни.
Левый ход тянулся всего шагов на тридцать и заканчивался квадратным колодцем, в глубине которого тускло поблескивала вода. Разведчики вернулись и решили осмотреть правый коридор.
— Не нравится мне эта норка! — покачал головой старшина. — Почему-то эти самые волки давно, видать, не ходили этой тропкой. Нет ли здесь какой-нибудь каверзы?
— Поглядим, Слоник! Как говорят у нас в Грузии, будем смотреть и глазами и ногами.
Он осторожно пошел вперед, нажимая прикладом автомата на каждую плиту пола. Эта предосторожность оказалась не напрасной — шагов через двадцать один из участков пола под прикладом качнулся и ушел краем вниз, открывая небольшое темное отверстие.
Кавторадзе лег на пол и, протянув вперед руку с автоматом, прижал плиту к противоположной стенке провала. Затем он направил луч фонарика в глубину.
— Что там? — спросил Ничипуренко.
Внизу, метрах в пяти от пола коридора, беспорядочной грудой лежали кости, человеческие черепа.
— Могила там, товарищ старшина! — взволнованно проговорил Кавторадзе. — Братская могила. Теперь не поймешь, кто там хоронил свои жертвы — рыцари или гестаповцы…
Он вскочил на ноги, и плита сразу же поднялась, наглухо закрыв отверстие.
— Карандаш у вас имеется, товарищ старшина? — спросил Кавторадзе.
— Зачем он тебе?
— Очень надо!
Ничипуренко покопался в карманах брюк и достал оттуда огрызок химического карандаша.
Сержант взял карандаш, плюнул на коварную плиту и жирно вывел на ней: “Мина!”
— Это, чтобы кто-нибудь из наших не попал в ловушку, — пояснил Кавторадзе.
— Ну, идем назад? — спросил Ничипуренко. — А то я совсем промерз в этих бисовых пидпольях…
— Зачем назад? Вперед! Ведь ход куда-то ведет!
И Кавторадзе легким прыжком преодолел предательскую ловушку.
— Куда ты, Гиго? Провалишься! — крикнул Ничипуренко.
— Не провалюсь, генацвале, — спокойно ответил сержант. — Каменный люк наверняка прикреплен к чему-то прочному. Прыгай! Идем дальше.
Сводчатый коридор здесь изгибался пологой дугой. Шагов через пятьдесят он вывел разведчиков в очередную каморку.
— Совсем закоцубнешь в этих змеючих норах, — проговорил Ничипуренко. — Бредем, бредем, а где конец шляха, неизвестно.
Из каморки шло еще два хода — один являлся как бы продолжением уже пройденного, а второй вел вправо и вверх.
Кавторадзе взглянул вверх и сразу же потушил свой фонарь. Наверх вела крутая каменная лестница. И в конце ее, в лучах желтого электрического света, мелькали черные силуэты людей.
— К бою! — прошептал старшина и щелкнул затвором автомата.
Наверху раздался громкий, встревоженный голос лейтенанта Серкова:
— Туши фонари! Раздайся по сторонам!
— Наши! Наши! — оглушительным басом прогудел Ничипуренко. — Товарищ лейтенант! Це ж мы! Свои!
— Старшина Ничипуренко? Сержант Кавторадзе? — спросил сверху лейтенант Серков. — Мы же вас ищем! Идите сюда…
Лейтенант Серков направил луч своего фонаря на глухую стену, в которую упиралась лестница:
— Давайте разгадывать загадку — куда и зачем ведут эти ступени…
Товарищи рассказывали Ничипуренко и Кавторадзе, что вместе с лейтенантом поспешили им на помощь. Но в подземной комнате, осмотрев фашистские карцеры-гробы, пошли не прямо, а свернули в правый ход.
— Есть! — вдруг крикнул лейтенант и нажал ногой на каменный выступ в стене.
Плита под его ногами опустилась на десяток сантиметров вниз, а в стене открылось прямоугольное отверстие. Через него в каменную коробку хлынул солнечный свет.
— Вот мы и дома! — сказал лейтенант Серков, вылезая наружу. — Выходите, товарищи!
Один за другим разведчики вылезли в щедро залитый солнцем зал библиотеки замка. Последними в библиотеке оказались старшина Ничипуренко и сержант Кавторадзе. Их товарищи не удержались от смеха. Серая пыль каменных лабиринтов, пороховая гарь и неизвестно откуда взявшаяся желтая краска расписали их обнаженные тела причудливыми узорами.
— Команчи! Дикие команчи в боевой раскраске. Только перьев не хватает, — улыбнувшись, сказал лейтенант. — А, впрочем, молодцы!
— Товарищ лейтенант! — смущенно заговорил Ничипуренко. — Пусть ребята притащат снизу наше обмундирование.
— Да! Кто-кто, а медсестра Катя в обморок упадет, увидев такое чудовище, — поддел молоденький, остроносый разведчик.
— Я тебе, Дикарев, ще покажу, якое я чудище! — грозно крикнул Ничипуренко.
— Да что вы, товарищ старшина! — почтительно заговорил Дикарев. — Да я ж не о вас! Я вот о сержанте говорю, о Кавторадзе.
— Слушай, какое право имеешь над старшими по званию смеяться, — не на шутку рассердился сержант.
— Рядовой Дикарев! Принесите старшине и сержанту их обмундирование, — приказал лейтенант Серков.
— Есть, товарищ лейтенант! — разведчик пулей выскочил из библиотеки.
И очень напугал часового, который был уверен, что в библиотеке никого нет. А когда из дверей вышли еще четыре вооруженных солдата и лейтенант Серков, часовой окончательно растерялся. Он, заикаясь, доложил:
— Так, что… Товарищ лейтенант… Значит, при моем дежурстве… В общем, вас очень разыскивал немецкий товарищ Ганс.
Лейтенант Серков открыл дверь и отшатнулся. В комнате клубился сиреневый табачный дым. В этом дыму металась чуть сутуловатая фигура Ганса Вернера. Он ожесточенно дымил своей старенькой трубочкой, то и дело всплескивал руками и выкрикивал:
— Это чудовищно! Этому трудно поверить!
Лейтенант был изумлен столь необычным поведением всегда спокойного и сдержанного Вернера.
Серков прежде всего распахнул настежь раму окна, потому что в комнате нечем было дышать. Но Ганс Вернер не обратил на это никакого внимания. Он продолжал метаться по комнате и выкрикивать:
— Это же страшно!
— Что произошло, товарищ Вернер? — спросил лейтенант.
— А? — Вернер остановился и еще более взлохматил спутанные седые волосы. — Произошло нечто страшное и чудовищное! — Он яростно выдохнул большой клуб дыма и сел за стол. Потом, собираясь с мыслями, зябко передернул плечами. — Слушайте, товарищ лейтенант! В это трудно поверить!
Вернер провел ладонью по лицу, словно сбрасывая волнение. И заговорил уже спокойнее:
— Я разобрал почти все дела осведомителей Эйзенбургского гестапо… Большинство этих подлецов
