штаны, и, как ты думаешь, что он тебе ответит?
– Не знаю, – прошептала девушка.
– А ответит он какой-нибудь пошлой мещанской шуткой типа: «Мы с имя поссорились...»
Девушка хихикнула и вдруг забормотала:
– Ты куда, ты куда лезешь? Не надо...
– Ну что ты, глупышка ты, олененок, романтика, – убеждал ее молодой человек. – Ведь я тебя люблю, и ты меня любишь... Палаточный город плывет...
– Мне это без разницы, что там плывет, – сказала девушка, – хоть и романтика, а надо делать все путем, по-хорошему...
– Так, а какая разница, если все решено, – сказал молодой человек.
– Нет, есть разница, – возразила девушка.
Послышался треск раздираемого платья. Воин Ермак вскочил.
– А ну отвали на три буквы! – приказал он.
Молодой человек упруго развернулся.
– Ах ты, пидар! – запел он свою арию. – Ну, я тебе щас покажу!..
И он волком кинулся на могучего мужчину, но тут же получил такой ошеломляющий удар в нижнюю часть туловища, что согнулся, замычал, взвыл, рухнул в могучую сибирскую реку и поплыл вон стилем «вразмашку», не успев даже вынуть кастета.
– Я с тобой, падла, рассчитаюсь, ты меня будешь помнить! – кричал он издалека, вновь обретя голос, но обращаясь неизвестно к кому – то ли к отважному сопернику, то ли к девушке Нине, студентке-заочнице техникума низковольтной аппаратуры.
– Не подходите ко мне! – взвизгнула девушка Нина, с ужасом и обожанием глядя на вздыбившуюся холщовую рубаху воина, когда они остались совсем одни.
– Хрен с лаптем, – презрительно возразил Ермак. – Сама придешь. А этот кутырь – пущай только попробует вернуться, колчужка, я ему, говну, попишу, падали...
– Это почему это я к вам сама приду? – заинтересовалась девушка, явно и зримо успокаиваясь.
– Потому что я тебя завоевал. Ты теперь моя, – простодушно сказал богатырь.
– Чего? – расхохоталась девушка. – А вот этого ты не видел?
И она сделала неприличный, но красивый жест.
– Этого я много видел, – улыбнулся Ермак Тимофеевич. – И твою увижу, – посулился он.
– Да вы кто ж такой будете важный, а? – удивилась девушка. – Я вас что-то не знаю.
– Я – воин Ермак, покоритель Сибири, – сказал Ермак Тимофеевич.
– Объятый думой, да? – все смеялась девушка.
И Ермак, не вступая в дальнейшие объяснения, крепко сжал ее в своих железных объятиях.
– Куда, вы куда лезете? Не надо, – жарко зашептала девушка. – Вы не знаете Лешу. Он в тюрьме сидел. Они вас подколют.
И внезапно стала его страшно целовать. Отвернемся, читатель! Ну их!.. Давай лучше полюбуемся великолепным сибирским пейзажем. Сизые сопки, прозелень и просинь тайги, марал лижет соль – все это будет смыто пришедшим на древнюю землю морем громадной ГЭС, а писатель Валентин Распутин получит Государственную премию за книгу «Прощание с Матерой».
Ночь! Плотным покрывалом укутала она будущую преображенную природу. И знала только ночка темная, да рогатый месяц был свидетелем того, как студентка выцеловывала да расцеловывала все шрамы и все оспинки могучего воина.
– Мой? – шептала она.
– Твой, твой, лада, – шептал он.
– Я Лешку боюсь, – сказала она. – Они, знаете, какая шпана...
– Лешку я этого, сучару, изнахрачу и в пень загоню, вонючку, – лениво отозвался воин.
(...О жадные огни пожарищ покорения Сибири! О тело, тело, тело тающее, ускользающее! Горели костры, тревожно ржали кони. Азьятка чертова «с раскосыми и жадными очами». Тело ея ускользающее, тающее... Перво стерво конца века XVI...)
– О чем думаешь, Ермаша? – тихо спросила Нина.
– Так, вспомнилось, – нехотя отвечал Ермак.
– Смотри у меня, я ревнивая, – лукаво погрозила она пальчиком.
Внезапно на диком берегу могучей сибирской реки появился отряд молодежи, вооруженный финками, кастетами и обрезками водопроводных труб.
И грянул бой! Враги со стоном летели в воду. Вот упал стильный юноша со стальной фиксой, разваленный до пояса лихой казацкой саблей! А вот стройка лишилась одного из своих опытных бульдозеристов...
Но силы были слишком неравными. Ослабевший Ермак Тимофеевич бросился в студеную воду и поплыл. И в глазах у него темнело, темнело, темнело...?
– Прощай, Нина! Прощай, последняя любовь моя! – крикнул он, напрягшись.?
– Пошел ты на три буквы! – донес речной ветер тихий ее ответ.
Но ничего уже не мог слышать храбрый воин. Ибо Ермак Тимофеевич погиб вторично, согласно закону диалектического развития по спирали, который я проходил в институте и получил за это на экзамене пятерку с минусом. И, согласно прогнозам, очнется снова, как это утверждают добрые языки, лет эдак через 200– 300. Эту фразу я пишу специально для грядущего автора – удака, чтобы он не сильно-то задирал нос и не думал, что первым открыл Ермака Тимофеевича. Ибо Ермак Тимофеевич существует объективно. И не мы с тобой, удак-потомок, открыли Ермака Тимофеевича, а он нас, удаков, открыл. А когда захочет, тогда и закроет. На три буквы...
– Ночью и нищему крестьянину Ваньке достается то, что стоит миллионы, – мечтал Миша.
Любовный ^
Чудовищно лицо продавца Вакулины! Глазки у ней маленькие, свинячьи, нос картошкой, на щеках ямы, бородавки, угри, губы узкие и злые – чудовищно лицо продавца Вакулины!
Зато во всем остальном она женщина что надо! Шея у нее точеная, лебединая, груди у Вакулины восьмого размера, хотя она никогда ничего не рожала, а также стоят без лифчика, бедра широкие, зазывающие, ноги – бутылочкой... Хорошие, мясистые ноги!..
И вот однажды к ней в скобяную лавку зашел художник Минша Ланшук, которого как раз выпустили из дурдома, и сразу же он подумал, художник Минша Ланшук:
«О господи! Чудовищно лицо этой женщины! Пойду-ка я лучше отсюда куда подальше, а то меня опять посадят в дурдом».
Однако Вакулина сразу же смекнула, что о ней думает молодой человек, и мгновенно стала певуче предлагать ему различные гвозди, шурупы и другие хозяйственные изделия, а также осознанно наклонилась над квадратным жестяным баком с керосином, и Минша увидел сквозь ее длинные груди коричневый керосин. Он и растерялся, не зная, что ему теперь и делать, потому что сразу же струсил – да уж не больна ли эта красивая девушка какой-либо пошлой венерической болезнью? Нет ли здесь декаданса?
Однако вскоре он совладал с собой, и после непродолжительной беседы об искусстве и Муслиме Магомаеве они закрыли лавку на обед и легли на группу веселых полосчатых тюфячков, что, как дружные подружки, помещались в углу магазина, образуя высокую лежанку для любви.
Когда все только началось, в дверь к ним уже ломились, а когда дело шло к концу и Вакулина уже два раза кричала, а Минша еще ни одного разу, дверь была сорвана с петель, и вскочивший Минша облил сверху своей белой струёй лицо директора этого магазина т. Свидерского, а также его красный билет, который он зачем-то держал в руке.
Директор был вне себя от гнева! Испорчены билет, костюм, лицо, не говоря уже о том, что он давно хотел на Вакулине жениться и даже жил с нею, намереваясь вскоре окончательно бросить семью, состоящую из четырех человек. Он не нашел ничего лучшего, как избить Миншу корытной доской, а Минша в ответ тоже сопротивлялся – примусами, мясорубками, мылом. Окровавленных, их увезли в милицию, где Свидерский получил год за хулиганство и членовредительство, а Миншу снова посадили в дурдом, поскольку на него имелась справка, что он оттуда вышел.
