— Должна, — согласился Маслекин.
— Но за этим концом, за этой стенкой… что?
— Не знаю…
— Вот именно! Если б ты знал — то давно уже президентом Академии бы стал! Ну… видимо, за стенкой этой — еще что-то?
— Видимо, — кивнул Маслекин.
— А за этим «чем-то» — что-то еще? Маслекин кивнул.
— Ну и как же все это кончается? — проговорил я. — Не думал?
Маслекин медленно покачал головой.
— Так что, — проговорил вдруг он, — Гага в бесконечность, что ли, ушел?
Все оцепенели вокруг. Правильно говорят: «Устами младенцев глаголет истина». Раздался звонок.
— А где Смирнов? — оглядывая класс, спросил Игнатий Михайлович.
— Он отсутствует! — опередив дежурного, вскочил я. — Он, наверное, заболел! Можно мне навестить его?
— Что… прямо сейчас? — Игнатий Михайлович изумленно посмотрел на меня, и мой вид его, вероятно, напугал. — А что с ним?
— Он в бесконечность упал! — пробасил Маслекин, пытаясь всех рассмешить или хотя бы поднять настроение.
— Он дома сейчас? — спросил Игнатий Михайлович.
— Да, — сказал я, всей душой надеясь, что это именно так.
— Ну иди, — сказал Игнатий Михайлович.
Я выскочил из класса. На широкой мраморной лестнице чуть было не столкнулся с директором — он испуганно отстранился и посмотрел на меня с удивлением. «Рухнула моя школьная карьера!» — мелькнула мысль.
Я вбежал в наш двор, глянул на стекло темной комнаты (оно красиво отражало белое облачко), поднялся по Гагиной лестнице, походил, остывая, по площадке… Если все в порядке — тьфу-тьфу! — нечего своим видом сеять панику! Осторожно позвонил. Раздалось бряканье замков — и по лицу Гагиного отца я сразу понял, что худшие предположения подтверждаются.
— Нет? — сразу спросил отец и тут же махнул рукой. — Ну, ясное дело.
Мы вошли в их комнату. Мать, подняв голову, поздоровалась со мной.
— Ты в школу заходил? — спросила мама. Я кивнул.
— Да ты соображай хоть, что спрашиваешь! — закричал Гагин отец. — Ведь крюк-то не поднят на двери — как он мог в школу уйти, если крюк на двери не поднят? Может — и не впускала ты его вчера вечером?
— Да что я — ненормальная, что ли? — закричала Гагина мать. — Спала уже, услышала звонок, пошла, подняла крюк, впустила его. И снова крюк опустила.
«Что они говорят? — подумал я. — У них сын пропал — а они повторяют — крюк, крюк!»
— Так, значит… он в квартире где-то сейчас? — подсказал я.
Мать вздрогнула. Отец гневно отмахнулся рукой.
— Где в квартире-то? Скажи лучше — что не впускала его вчера, не удосужился появиться твой сынок! А теперь выгораживаешь его, — а зачем? — Отец, в основном, нападал на мать, я как-то оказывался тут ни при чем.
— Да впускала я его!
— Прекрати! — отец грохнул по столу. «Да-а, понимаю теперь, почему Гага так в темную комнату стремился!» — подумал я.
— Вот вы говорите — крюк, — осенило вдруг меня. — А как же сосед ваш, кочегар, к себе попадал, когда поздно приходил?
— А уж это не наше дело! — ответила мать. — Мы закрывали дверь на крюк и ложились спать! Как он там попадал — не наше дело.
— Так, выходит, еще какой-то вход в вашу квартиру имеется?
Отец и мать Гаги испуганно застыли. Чувствовалось, мысль о том, что как-то можно пробраться в квартиру, пугала их гораздо сильнее, чем исчезновение сына.
— Так где ж ход-то? — засуетилась мать. — В кочегаровой комнате, что ли?
— Ну да! — сказал отец. — Видно, из кочегарки есть ход прямо в комнату его. Мы-то спокойно думали себе, что он в кочегарке ночует каждый раз, а он преспокойно к себе в комнату пробирался!
— Но ведь — к себе же! — робко проговорил я.
— Так у нас же общая квартира! — грозно проговорила мать. — Если он сам тайком приходил — значит и дружков каких угодно мог приводить!
До них пока что не доходила мысль, что их сын мог уйти этим ходом, их целиком занимало то, что кто- то мог войти в их квартиру.
— Жаль, что кочегар этот непонятный комнату свою запер, а то поглядели бы мы, что это за ход! — с угрозой проговорил отец. — Да и не одни — а с милицией да с понятыми! — добавил он.
«Ну и люди! — подумал я. — Совсем уже забыли о том, что их сын исчез!»
— Да не закрыта вовсе комната его, — буркнул я, пытаясь дать им понять, куда исчез их Гага, но они коршунами впились в меня.
— А ты откуда знаешь?! — хором проговорили они. — Сам, стало быть, через лазейку к нам в квартиру проникал? Говори! — они схватили меня за оба плеча.
— Нет, через «лазейку» в квартиру не проникал! — пытаясь усмехнуться, выговорил я. — Но вот через квартиру в «лазейку» пытался проникнуть.
— А! — отец отмахнулся от моих слов, как от бессмысленной болтовни. — Надо квартироуполномоченного вызвать да заколотить лазейку эту, да запечатать! Чтоб никому неповадно было ходом этим пользоваться!
— Так там же… Гага! — выговорил я. — Как же он вернется?
— В дверь пусть позвонит, как все люди! — сказала мамаша. — А лазейками только воры пользуются… с которыми он, видно, и связался! — она почему-то злобно глядела на меня.
Дальше спорить с ними было бесполезно.
— Так что в школе сказать — где Смирнов? — спросил я.
— Скажи — из дома убежал, вот где! — выкрикнул отец.
— А можно мне посмотреть, куда ход из комнаты кочегара ведет? — спросил я, совершенно уже не надеясь на разрешение.
— Нет уж — про лазейку эту забудь! — проговорила Гагина мать. — Сегодня же заколотим ее — да так, что никакому взломщику будет не пройти!
— И тем более — вашему сыну! — со слезами на глазах выкрикнул я и вышел из комнаты. Сначала я автоматически пошел к выходу из квартиры, но потом вдруг остановился и бесшумно, на цыпочках, пошел по коридору к комнате кочегара.
Я вошел туда и остановился перед распахнутой дверью в темную комнату. «Так. Кое-что понятно! — подумал я. — Не доказано еще — имеется ли в темной комнате выход в другие галактики, но что она тайной лестницей соединяется с подвалом — это теперь понятно. Так что Гага, вернее всего, не в другом измерении и не в другом времени пребывает, а просто заблудился в подвале. Тоже — не такая уж радостная мысль, но все же лучше в подвале заблудиться, чем в Бесконечности!»
И я вошел в темную комнату уже довольно бодро, долго и медленно ходил там, вытянув руки, нашаривая ногой путь перед собой, и вот — мне казалось, что я ушел уже далеко, когда нога моя вдруг оступилась, голова встряхнулась, зубы лязгнули… Так… Действительно — углубление в полу! Сердце заколотилось: первая ступенька! Стоя на ней одной ногой, другой я нащупывал углубление еще ниже — вторую ступеньку… Она оказалась немножко не там, где я ожидал, — лестница уходила вниз и закручивалась: была винтовой. Я спустился на вторую ступеньку, на третью. Сердце стучало в горле. Я спускался в сырость и в холод… в подвал или куда-то в новую неизвестность? Как я уже, кажется, говорил,
