оторвышем в камере кельнской тюрьмы.
— Они не ошиблись, — заметил Курт. — Ни в чем.
— Полагаешь, и ты не ошибся? Я сейчас разумею не только твои пророческие сентенции касательно его будущего; уверен ли ты, что не ошибся в настоящем?
— Убежден ли я в том, что парнишка не тронулся умом на пару с мамашей? — уточнил он, кивнув: — Да. Это не фон Курценхальм, не тот случай. В конце концов, ради очистки совести мы удостоверимся в этом сегодня же.
— А это второе, что меня беспокоит. Быть может, напрасно ты воспретил выпускать его сегодня? Замкнутое помещение, чужие люди рядом et cetera, et cetera; дело может быть довольно шумным. Ну как ему вздумается, к примеру, взвыть.
— Мать утверждает, что ничего подобного не происходит, что кажется мне логичным. Вой, вообще говоря, не есть постоянное волчье занятие; разве на воле, в хорошую погоду, удовольствия для, или в голодные ночи с тоски. Вот огрызаться и порыкивать он, быть может, станет, но избранная мною комната отстоит от всех прочих в достаточной отдаленности.
— И все же опасно.
— Знаю, — покривился он, — но выпускать его наружу не хочу. «Ночь полной силы»… Кто знает, что с ним может произойти в эту самую ночь, учитывая, что вчера парень впервые оскоромился. Лучше ему быть под надзором.
— Если он вырвется… Ведь это харчевня-мечта ликантропа. Куча народу, не умеющего себя защитить, и огромный зверь среди них.
— Не вырвется. Амалией накоплен весьма значительный опыт по части использования той самой веревки.
— Если Ван Аллен узнает…
— Значит, он не узнает. Если верить статистике матери, у нас в запасе еще пара часов; за это время все разойдутся по постелям, все устали и уснут тотчас, Ян сам же вызвался нести стражу первым — все сложилось не самым худшим образом.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Бруно, и он отмахнулся, поднявшись:
— Не имею ни малейшего представления; разумные обоснования измышляю на ходу. Ну, так за интуицию, если не ошибаюсь, меня и ценят?
Ответить помощник не захотел или не успел; не дожидаясь ответа на свой весьма риторический вопрос, Курт развернулся, пройдя к столу охотника, и присел напротив, одарив Марию Дишер улыбкой:
— Не помешаю?
— Помешаешь, — отозвался Ван Аллен, и он пожал плечами:
— Увы. Зато не придется предварять разговор долгими околичностями, скажу прямо — даме пора в постель.
— Согласен, — хмыкнул охотник; Курт качнул головой:
— В полном одиночестве, к сожалению.
— То есть, вы хотите, чтобы я дала вам поговорить о чем-то тайном? — осторожно уточнила Мария. — Что-то случилось?
— Нет, — легкомысленно улыбнулся он. — Просто речь пойдет о вещах жестоких, кровавых и оттого неприятных, а для юной девицы, тем паче перед сном — неполезных.
— Хорошо, я уйду, — легко согласилась та, выбравшись из-за стола, и, помявшись, вздохнула: — Хочу сказать вам спасибо, майстер инквизитор. За то, что… ну, вы понимаете.
— Быстро очувствовалась, — заметил Курт, когда она скрылась наверху, и Ван Аллен усмехнулся:
— Для городской неженки девица крепкая, это верно. А вот парень хлипковат. Занимаясь таким промыслом, надо быть готовым к неприятным поворотам и уметь мало-мальски за себя постоять.
— Так вот отчего наш дамский угодник столь понурен сегодня… Невзирая на мою полную солидарность, вынужден попросить впредь драки и разборки оставить на время, когда кончится этот бедлам.
— А, брось, — отмахнулся тот. — Костей я ему не ломал, суставов не выкручивал; он вполне подвижен. Глаз не подбил; зрение в порядке. Руки-ноги целы, потроха тоже, словом, утраты относительно годной к обороне единицы не произошло. А вот после я еще побеседую с этим любителем девиц с приданым, дабы не порочил репутацию честных волокит.
— Думаю, уж ты восстановил доброе имя бескорыстных ухаживателей в полной мере.
— Ты уверен, что обошлось без зелий или другого чего?
— Уверен, — усмехнулся Курт. — Это не моя епархия.
— А попадались подобные дела по твоей линии?
— Случалось, — согласился он, бросив мельком взгляд в окно. — Явление не столь частое, как принято думать среди обывателей, однако же — случается. Также не соответствует общепринятым суждениям и тот факт, что приворотами развлекаются по большей части женщины; все хороши. Женщины попросту склонны терять голову, а оттого попадаются чаще. Зато мужская часть человечества временами измышляет такие сложные планы, что порою даже трудно бывает определить, в чьей юрисдикции вообще лежат их художества.
— Любопытно, — заинтересованно отметил охотник.
— История была занятная. В одном я сказал этому ухажеру правду: Германию я объехал и впрямь если не вдоль, то уж поперек, и маленьких городков повидал немало. И вот в одном таком городке один не в меру сознательный папаша фактически за косу притащил ко мне свою дочь, сопроводив это заявлением о том, что оная сношалась с Дьяволом. Девчонка, собственно, особо и не отпиралась. А дальше пошло, ниточка за ниточку — и ее подруга была замечена в подобном непотребстве, и подруга подруги… Словом, во всем городе набралось десятка два таких некогда девиц и еще с десяток замужних матрон.
— И?
— И, — продолжил Курт, — чем дальше, тем более интересно все складывалось. Звать себя он велел «майстер Леонард»; являлась эта, с позволения сказать, темная личность, разумеется, всегда ночами, лица было не разобрать, говорил шепотом, весь в черном. Серой, что показательно, от него не пахло, зато вовсю смердело «неземными ароматами». Не стану утомлять подробностями расследования; если коротко — городок, как я сказал, был маленький, и выяснить, кто из простых смертных настолько пропах благовониями, труда не составило.
— Аптекарь, — предположил Ван Аллен, и Курт одобрительно кивнул:
— Почти в точку. Сам аптекарь не подходил по приметам, а больше вариантов просто не осталось. Подмастерье. Тощий прыщавый воробей, жил с бабкой, которая вила из него веревки, на людях двух слов связать не мог, собеседнику даже в глаза никогда не смотрел и вообще слыл полудурком. Зато, как оказалось, начитанным полудурком; все ж под рукой[34]. По доброй воле с ним не желала связываться ни одна местная дурнушка, а при таком подходе сдавались почти все. Дамочек привлекает все таинственное и необычное, даже если это сам Сатана. Непостижимые перипетии женской психики.
— И чем история кончилась?
— В былые времена гореть бы им всем скопом, вместе с девицами и матронами. Сейчас, но в ином месте его, верней всего, попросту отправили бы за решетку и в довесок всыпали б плетей; но — сам понимаешь, местная специфика маленьких городков… Отец той самой девицы, что пожаловалась первой, предложил тюремное заключение сменить на дорогу к алтарю. Теперь уж и сама девица не перечила.
— На что только не пойдешь ради их прелестей, — вздохнул охотник с мечтательной улыбкой и, посерьезнев, вздохнул: — Ну, а теперь, Молот Ведьм, давай. О чем ты хотел поговорить таком, что даже спровадил эту милашку прочь?
— Ликантроп, — пояснил он. — Это сейчас, если не ошибаюсь, самая животрепещущая тема. Отчего ты спокоен?
— А что же я должен делать? В панике бегать здесь, сшибая столы?
— «Ночь полной силы», — выговорил Курт с расстановкой. — Чем она отлична от прочих и чем грозит нам? И если грозит — повторю свой вопрос: отчего ты спокоен? Если же не грозит, для чего уделять ей особое внимание в рассказе о ликантропах?
