– Жрать там что? – наконец тихо спросил Шрам.
Мы переглянулись и закивали.
– Как это – что, как это – что? – ответил Смола, помахал фуражкой, соображая, что ответить, и, надо же, сообразил: – А мы с собой возьмем!
– В руках понесем? – уточнил Шрам.
– Нет, зачем – на лошадях!
Шрам повернулся к Злому и спросил:
– Сколько людей осталось?
– Десять мужиков в поселке, старики в основном, – сказал сталкер. – Не такие древние, как Львович, но в возрасте уже. Половина из них – пьяницы трясущиеся. Четверо женщин, из них молодая только Марьяна.
Шрам опустил взгляд, что-то прикидывая, потом заговорил твердо, уверенно, но все так же тихо:
– Столько народа туда перевести – шум будет в дороге. И еды много надо с собой взять. А сейчас вояки настороже. Тем более если у них вертолет…
– Без топлива, – вставил я.
Сидящий рядом Пригоршня кашлянул и заерзал.
– Что? – спросил я.
– Ну, вообще-то, там еще полно топлива, в вертолете.
– Чего ж ты сказал, что закончилось?
Все, в том числе и подошедшая Марьяна, уставились на напарника. Он развел руками.
– В основном баке закончилось, он литров на пятьсот где-то. Но на этой модели еще система из трех дополнительных емкостей установлена, это я потом увидел, когда уже возле трактора его посадил и вылез. Просто чтоб на нее переключиться, надо покопаться в нем, шланги перекинуть, вентили… У меня тогда не было времени заняться, это ж на час работы, если не знаешь хорошо, что к чему. А рядом – стреляют, так я решил – после вернемся с тобой, поглядим и сделаем. Ну и вот, – заключил он.
– Тьху! – сказал Патриот. – А казав – нэ москаль!
Пригоршня напрягся, посерьезнел. Повернувшись к смуглому, спросил:
– Ты откуда, Патриот? Львовский небось?
Собеседник подбоченился.
– Ни, з Ивано-Франкивщыны мы.
– Давно в Зоне?
– Сим год вжэ.
– А ты знаешь, Патриот, что, пока ты тут, москали в космос улетели?
– Що – вси?!
– Да нет, только трое.
– А-а… – разочарованно протянул западенец, но потом понял, что над ним издеваются, и вскинулся: – Ты чого цэ, а? Та ты расыст, националюга хрэнов?! Смолыка нашого обизвав, шо вин з Эфиопии якоись, а тэпэр и до мэнэ прыстав? Вы ридну нэньку Украину заполонылы, импэриалисты кляти, навить Зону нашу – и ту захопылы, интервенты! А цэ наша Зона, нэзалежна, гэть звидсы! Та я тэбэ зараз уб’ю! – вдруг совсем возбудился он. – Да мени ж и ствол для цього не знадобы€ться, я тоби голируч голову видкручу и в дупу засуну! А ну, дайтэ мэни москальской кровушки попыты! Та я… – он привстал, закатывая рукав. Никита рыкнул: «От националиста слышу!» – и тоже приподнялся, сжимая кулаки, и тогда Шрам коротко бросил:
– Заткнулись оба.
И так у него это веско получилось, с таким выражением слова были произнесены, что спорщики растерянно плюхнулись обратно на лавки, а Патриот даже слегка вжал голову в плечи.
– Что такое «дупа»? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь и приглядываясь к Шраму. Странный человек. Что-то было в его лице… Вроде и молодой, не старше Никиты, но в то же время он казался древнее Ильи Львовича. Лицо лишено эмоций и словно отечное, обвислое. И глаза… блеклые, прозрачные, внимательно-отрешенные.
Мне не ответили, но обстановка в трактире разрядилась. Как раз Настасья Петровна с Марьяной принесли охотникам поесть и стаканы, а Илья Львович прошаркал к лавкам, прижимая к груди уже знакомую трехлитровую банку. Все выпили, я тоже плеснул себе на самое дно стакана. Старик сел с нами; Настасья Петровна ушла, а Марьяна встала в стороне возле стены, чтобы слышать, о чем говорят.
– Через пару часов пойдем, – объявил Смола, глядя на Патриота и Шрама. – Правильно я говорю, хлопцы?
– Так, – кивнул смуглый. – Поспаты трэба хочь трохы.
– Спите, – разрешил Злой. – Но два часа, не больше. А потом сразу идем. Нас шестеро получается… Нет, семеро, еще ж Блейк. Телегу с собой захватим и…
– Злой, вы забыли про мотоповозку, – произнес Илья Львович.
– Да там же бензина нет… – начал сталкер и замолчал, сообразив, что говорит глупость.
