Партизан зашагал медленнее.
Первым, кого в лагере увидел Сашко́ из знакомых, был Алексей Костюк. Он тащил в одну из землянок ведро с водой и, заметив мальчика, остановился.
— Здоров, землячок! — воскликнул он радостно-удивленно. — До батька в гости? Ну, заходи, заходи, погрейся…
Сашко́ сказал, что ему надо прежде повидать Игната Семеновича.
— Ишь ты! — усмехнулся Костюк. — Зараз отведу до Бутенко. Вот ведро поставлю…
Сашко́ смотрел на землянки, вырытые под ветвями огромных сосен, на людей, возившихся возле костра и около лошадей у коновязи. В лагере было многолюдно и оживленно. У саней, на которых стоял станковый пулемет, несколько партизан о чем-то горячо спорили. Но внимание Сашка́ было поглощено другим. Он искал глазами отца; его не было видно, а мальчику не терпелось повидать его.
Алексей вынырнул из своей землянки.
— Пошли!
— А где мой тато? — спросил Сашко́.
— Найдем твоего тата…
Бутенко в штабной землянке не оказалось. За столом, с врытыми в земляной пол ножками, сидели начальник штаба Керимов, бывший секретарь сельрады Громак и еще двое мужчин в военной форме, но без петлиц и знаков различия.
— Связной из Чистой Криницы, — доложил Костюк.
Он легонько подтолкнул Сашка́ вперед.
Серьезное выражение на лице у паренька, вытянутые по швам руки вызвали у всех улыбки.
— Остапа Григорьевича сынок, — пояснил Громак мужчине в военном, — Рубанюка…
— С чем хорошим пожаловал? — спросил тот, продолжая улыбаться.
— Мне бы самого товарища Бутенко, — солидно произнес Сашко́.
— Это наш комиссар, а я начальник штаба, — сказал ему Керимов. — Секретов у Игната Семеновича от нас нет…
.
Посмотрев на Костюка, он осведомился:
— Покормили мальца? Нет? Передай, пусть сюда принесут, что там поскорее можно…
Комиссар, пробежав глазами бумажку, которую Сашко́ неохотно извлек из-под полы, передал ее Керимову.
Сашко́ устроился на ящике, возле топившейся железной печки, разглядывал землянку.
Свет из маленького оконца проникал сюда плохо, на столе горел светильник, сделанный из гильзы от снаряда. На бревенчатых стенах висели портреты Сталина и Хрущева. В углу, на деревянной подставке, стоял радиоприемник.
В дверях появился Бутенко. Его уже известили о приходе связного, и он, жмурясь, оглаживая густую бороду, вглядывался в полумрак.
— Рубанючок, говорят, пожаловал? — произнес он, шагнув от порога.
— Я тут! — воскликнул Сашко́, вскакивая.
Бутенко ласково потрепал мальчика по щеке. Ему передали бумажку, он быстро прочел ее, и лицо его сразу стало серьезным и сосредоточенным.
— Молодцы! — сказал он, подсаживаясь к столу. — Этого мы давно ждали…
У Сашка́ от тепла слипались веки. Сквозь дремоту до него доносилось, как Бутенко, комиссар и Керимов, обсуждая что-то вполголоса, часто упоминали слова: «разъезд», «тридцать седьмой километр», «цейхгауз».
Потом он так и не мог вспомнить, когда заснул, не слышал, как Бутенко перенес его за холщовую занавеску на свою постель, снял с него мокрую обувь и бережно укрыл шубой.
Когда Сашко́ проснулся, в землянке было много людей; они громко разговаривали, и среди других голосов слышался голос батька. Затем заговорил Бутенко, и все умолкли.
Сашко́ понял далеко не все, о чем говорил Игнат Семенович, ему было лишь ясно, что речь идет о той бумажке, которую прислал Девятко. «Батько спросит, как я добирался, и я ему расскажу про дядька Филимона», — подумал он.
С этой мыслью Сашко́ заснул снова и спал до тех пор, пока его не разбудили.
Перед постелью стояли Бутенко и отец.
— Вставай, сынок, вечерять, — ласково говорил Остап Григорьевич. — Ночь впереди, еще выспишься.
Сашко́ приподнялся, но голова его бессильно валилась на подушку, глаза никак не открывались.
— Ну, пускай спит, — сказал Бутенко негромко.
— Наморился, сердешный, — так же тихо произнес Остап Григорьевич. — Он же голодный…
Сашко́ внезапно почувствовал, что ему действительно страшно хочется есть, а в землянке стоял такой аппетитный запах жареного, что дольше терпеть было невозможно.
— Я не наморился, — сказал он сонно.
Спустя несколько минут Сашко́ сидел за столом, рядом с Игнатом Семеновичем, батьком и комиссаром. Ели печеную картошку с солью, потом кашу, сдобренную жареным салом.
Разговаривали тихо, почти шепотом, потому что у радиоприемника молодой партизан и девушка записывали сообщение Совинформбюро, медленно, слово за слово, передаваемое из Москвы.
Девушка с длинной черной косой время от времени поглядывала на Сашка́, и тогда в ее больших темных глазах мелькала веселая усмешка.
Сашко́ держался степенно, подражая батьку, глядевшему на него горделиво и любовно.
Его расспрашивали о селе, о том, как он добирался к лагерю.
Сашко́ рассказал о встрече с лесником, о солдатах и полицаях, которых он видел невдалеке от хаты объездчика.
Бутенко переглянулся с комиссаром.
— То же самое, — сказал он. — Дополнительно разведка представит данные к утру…
После ужина Остап Григорьевич увел сына в свою землянку. Все уже спали, и Остап Григорьевич тихонько уложил его рядом с собой.
Утром Сашку предстояло возвращаться домой, но батько пришел из штабной землянки с озабоченным видом и сказал:
— Придется переждать, сынок… Погуляешь денек, а там прояснится… Мать вот только наша тревожиться будет…
— Не будет, — беспечно заявил Сашко́. Остаться еще на целые сутки в лагере! Это сулило мальчику столько радости, что не мог он сейчас думать о доме.
А в отряде шли спешные приготовления к серьезной боевой операции. Партизаны проверяли оружие, получали второй боекомплект патронов, гранат, готовили коней и повозки.
Сашко́ решил проведать Костюка и побрел к его землянке, но Алексей куда-то сильно торопился и, на ходу похлопав мальчонку по плечу, весело сказал:
— Не робей!.. Кино сегодня будем немцам показывать…
Сашко́ вертелся повсюду, и оттого, что все партизаны были в приподнято-радостном настроении, и ему стало весело и хорошо.
Днем девушка с черной косой разыскала его возле лошадей, которых перековывали лагерные кузнецы. Она была в стеганке, сапогах, мужских шароварах с напуском и шапке-ушанке.
— Ну-ка, партизанчик, — сказала она, — пойдем перекусим. Батьке твоему некогда… Без тебя тут управятся…
Они ели борщ из одного котелка, и Сашко́ узнал, что зовут ее Маринка и что у нее где-то есть десятилетний братишка. Маринка ему понравилась, и он собирался рассказать ей про своих старших братьев, про автомат, который они с Колькой спрятали за клуней, но девушка тоже куда-то торопилась, и слушать у нее не было времени.
Керимов обходил землянки, проверяя, как партизаны готовятся к предстоящей операции.
