способны были думать только об одном: они не опозорились, не струсили, их похвалили бывалые фронтовики! Вернуться после «охоты» с пустыми руками было бы самым обидным. Уничтожив двух врагов, они утвердили свое право сражаться в одном ряду с мужчинами.
Это наполняло девушек такой радостью, что все остальное казалось им не столь важным.
В длинной и низкой, перегороженной надвое землянке сидели за столиком, врытым в землю, командир полка Каладзе и хозяин землянки майор Лукьянович.
Пока ординарец комбата и повар, стуча алюминиевой посудой, накрывали на стол, Каладзе, щуря карие, в густой опушке светлых ресниц, глаза и морща в улыбке смуглое лицо с коротко остриженными рыжими усиками, рассказывал:
— Сейчас затруднений таких нет… А вот когда Ловать разлилась, помнишь, майор? Дорог нет, грязь, ай, ай! Сухарями не могли людей обеспечить. Хоть плачь… Во втором батальоне по три дня — один чай. Пошел поговорить, дух поднять. Спрашиваю одного автоматчика: «Плоховато, кацо?» — «Ничего, товарищ майор, нормально». — «Что ел сегодня?» — «Борщ с мясом ел». А глаза смеются. Вот сукин сын! Другого спрашиваю. «Щи». Никто не жалуется. Один стоит, Качехидзе ему фамилия, стоит и смеется. «И ты ел щи?» — «А как же! Хороший щи. Только, товарищ командир, — с акцентом так говорит, — если бы нымно-ожечко болшэ крупы и нымно-ожечко меншэ воды».
В дверь просунул голову часовой:
— Товарищ майор. Тут эти пришли… которых вызывали.
Лукьянович, слегка прихрамывая, вышел из землянки и сейчас же вернулся, пропуская вперед Сашу Шляхову и Марию.
— А-а, снайперята!
Каладзе грузно поднялся, шагнул навстречу, долго и крепко жал руки краснеющим от радостного смущения девушкам:
— Поздравляю, поздравляю… Молодцы дивчатки!
— А все-таки я еще проверю, — добавил он, — как вы ориентируетесь в выборе огневой позиции и маскируетесь…
Пожимая руки девушкам, Лукьянович добродушно ворчливо сказал:
— Весь батальон переполошили. Командир дивизии звонил: «Что за сражение у тебя идет?» — «Артиллеристы снайперят прикрывают, докладываю. Попали, говорю, под пулеметный огонь, а артиллерийский наблюдатель донес своему начальству…»
— Потом расскажешь, — прервал его Каладзе. — За столом… Они же голодные, наверно. Еще ночью поднялись.
— Ой, спасибо, товарищ майор!
— Мы дома пообедаем.
— «Спасибо» потом будешь говорить.
Уступая настояниям Каладзе и комбата, девушки остались. Они здорово проголодались, а в землянке так вкусно пахло жареной картошкой и мясом, что Мария, потянув носом и неприметно ущипнув Сашу, скороговоркой шепнула:
— Ой, пахнет! Слышишь?
Помогая Марии снять маскхалат с полушубка, Саша спросила:
— Как Нина с Клавой? Не знаете еще?
— Из роты звонили сюда. Клава счет открыла. Но у них тише…
Без полушубков, ушанок и больших халатов, делавших девушек похожими на белых медвежат, они приобрели свой обычный вид. Обе румянощекие, в одинаковых аккуратно подогнанных гимнастерках, девушки были так похожи, что Каладзе спросил:
— Сестры?
— Подруги.
Каладзе усадил Сашу рядом. Лукьянович примостился на каком-то ящике, с краешка…
— Вам неудобно? — забеспокоилась Саша.
— Ничего. Мне выходить придется.
Подвигая Саше тарелку, Каладзе поинтересовался:
— Украинка?
— Да. С Запорожья.
— Вижу, что украинка. По выговору и по внешности. А напарница?
— Москвичка.
— Хорошо начали. Бейте, чтоб знали, какие у нас дивчата!
Подали чай, когда Лукьяновича вызвали к телефону. Вернувшись, он сообщил:
— Капитан Касаткин докладывал. Еще одного сняли ваши. Спицына, что ли? Есть такая?
— Синицына, Ниночка!..
Девушки радостно всплеснули руками.
— Рано мы ушли, — с сожалением сказала Мария.
К себе в землянку они попали только перед вечером.
— Дивчата! Люба, Зоя, поздравляйте! Два! — крикнула Мария, первой ворвавшись в землянку. — Не расстраивайтесь. Завтра и вы пойдете.
Зоя и Люба слушали оживленные рассказы Саши и Марии, и по лицам их было видно, как они завидуют.
Минут через десять пришла и вторая пара, в сопровождении Касаткина. Капитан, задержавшись у порога, сбивал варежкой снег с валенок.
— Вон в уголке веничек, товарищ капитан, — сказала Зоя Прасолова.
— Вы, Шляхова, допустили с Назаровой ошибку, — сказал он, присаживаясь. — Менять позицию надо не тогда, когда вас обнаружил противник. У артиллеристов есть иные задачи, чем прикрывать своим огнем снайпера.
— Мы не виноваты, товарищ капитан, — отрезала Саша самолюбиво. — И никого не просили нас прикрывать…
— Я не обвиняю, а предупреждаю. Начало у вас хорошее, но надо действовать еще лучше.
— Учтем! — пообещала Саша.
— Учтите…
Касаткин посидел немного и вскоре ушел к себе в землянку отдыхать. Прощаясь, он с добродушной усмешкой сказал:
— Дневальные тоже не зря день провели. Гляньте, порядочек!
Зоя и Люба действительно поработали усердно. Они согрели воду, помыли дощатые полы, прибили над нарами нечто вроде ковриков, натыкали свежих еловых веток, застлали столик нашедшейся у Зои скатертью. Землянка приобрела обжитой, уютный вид.
— Если зайдет к нам тот фотокорреспондент, — сказала Зоя, — он обязательно запоет: «Какой волшебник живет в таком гаю?..»
Девушки громко и возбужденно обменивались впечатлениями.
— Мы чуть снайпера ихнего не сняли, — говорила Клава Маринина. — Гляжу, бьет из амбразуры. Никак не попадешь.
— А я своего фашиста интересно подловила, — сказала Нина Синицына.
Клава похлопала ее по плечу:
— Ты бы не одного могла… Но знаете, девочки, она все время кланяется пулям.
— А я тоже кланялась, — вызывающе сказала Мария.
— Ну и что ж, — пожав плечами, заметила Шляхова. — Ведь страшно, девушки!
Условились улечься спать пораньше, сразу же после ужина. Но часов около семи кто-то, поскрипывая снегом, нерешительно потоптался около землянки, и густой бас осведомился:
— Разрешите войти?
Раздвинув плащпалатку, в землянку осторожно спустились двое: старший лейтенант и старшина.
— Из артиллерийского дивизиона, — официально представился старший лейтенант и молодцевато козырнул. — По поручению личного состава…
