снова зацвела. И Петро уже думал о том, чем он сможет помочь односельчанам, какое место займет в селе среди бывших фронтовиков-коммунистов.
Яков Гайсенко сделал Петру сюрприз.
Вернувшись среди недели из Богодаровки, куда пришлось ему съездить за новыми мехами для кузницы, он привез отличные аккумуляторы для радиоприемника. Приемник этот подарил старикам Иван Остапович в свой последний приезд, но электрические батареи, питавшие его, разрядились, а достать в Богодаровке новые Петру не удалось.
— Хоть ты в курсе дела будешь, — сказал Гайсенко, ставя аккумуляторы перед Петром, — и нам что- нибудь расскажешь.
Петро шутливо козырнул:
— Постараюсь оправдать доверие, товарищ начальник! Послужу обществу…
Его очень обрадовала возможность слушать сводки о положении на фронтах и вообще быть осведомленным о последних событиях.
Петро прожил в Чистой Кринице уже неделю. За это время он несколько окреп и все чаще стал наведываться в бригады, на фермы, в колхозный сад, с увлечением помогал Остапу Григорьевичу налаживать партийную работу: поговорил с чтецами, показал комсомольцам, как лучше выпускать боевые листки, провел несколько бесед на бригадных станах.
Вопросов Петру задавали каждый раз множество. Все проявляли такой живой интерес к происходящему в стране и за ее рубежами, что появляться на таких беседах с устаревшими сведениями было неловко.
— Вот видишь, сынок, — говорил Остап Григорьевич, — как было мне одному со всеми делами управиться?.. Ты с образованием, расскажешь — и людям все ясно. А мы с Андреем Савельевичем двух слов толком не свяжем…
— Вы с председателем еще такие лекции будете читать, ого-го!
— А я сокрушался: где лекторов этих мне добыть?! — иронически ухмыльнулся Остап Григорьевич. — И не сообразил, что мы с председателем сможем…
— Я серьезно говорю, отец.
— Нам бы с Андреем Горбанем самим ученого человека послушать, — сказал Остап Григорьевич с горечью. — Да кто у нас может делать доклады? С деда Довбни или Кабанца лекторы вроде мало подходящие.
— А врач? Василий Иванович! А Волкова, учительница?.. Кстати, где она? Что-то ни разу не довелось ее видеть.
— У них в школе каникулы. Поехала домой за вещичками.
— Больше надо в самих себя верить, пойдет дело, батько! — убежденно сказал Петро. — Нельзя тянуться по всем статьям в хвосте, как Чистая Криница сейчас. Поверите, рука не поднимается Ивану и Оксане такое написать.
К воскресенью Петро вместе с Сашко́м проверил и наладил приемник и вечером, когда подошло время последних известий, приказал брату:
— Зови отца с матерью. Пусть послушают.
— Добра штука! — кивнув на приемник и подсаживаясь к столу, сказал Остап Григорьевич. — Такие бы по бригадам иметь.
— В бригадах репродукторы можно приспособить, — деловито отозвался Сашко́.
Катерина Федосеевна вышла, оправляя юбку и повязываясь платком, — она уже собиралась спать.
— Может, и о своих услышим? — с надеждой в голосе спросила она Петра.
— Все может быть…
Петро сосредоточенно вертел ручку… Сквозь шум и треск в эфире властно прорвался знакомый перезвон позывных Москвы.
Сашко́, взбудораженный тем, что вся семья собралась у приемника, заглядывал в лица родных.
— Минск взяли! Или Витебск! — возбужденно-радостно предсказывал он.
— Тиш-ше! — зашикал отец, услышав голос диктора.
Внимательно выслушав приказы Верховного Главнокомандующего, поздравлявшего войска Первого и Второго Белорусских фронтов с победами на Бобруйском и Могилевском направлениях, Остап Григорьевич даже крякнул от удовольствия.
— Добре жмут хлопцы! За трое суток триста населенных пунктов… Это ж… Ты слышала, стара?..
— Столько генералов назвали, нашего не упомянули, — со вздохом посетовала Катерина Федосеевна.
— Так что же, что не упомянули? — возразил старик. — Фронтов много, не один. Ну, и придерживают частя… Так я говорю, Петро?
— Конечно.
— Дело военное, — пояснил Остап Григорьевич жене. — Нажимать нажимай, а… резерв держи…
— Ух! Сейчас ка-ак двинут! — восхищенно бормотал Сашко́, приникнув к приемнику. — Из двухсот двадцати четырех…
Петро сидел, глубоко задумавшись, не принимая участия в разговоре. Как только раздались первые залпы салюта, он встал и молча вышел из хаты.
— Чего он такой невеселый? — тихо спросила Катерина Федосеевна мужа.
— Чего-то затосковал. За товарищами своими, за Оксаной. Те воюют, а он, видишь… негожий к этому делу…
Остап Григорьевич, придумав предлог, пошел к сараю, повозившись около него, медленно зашагал к хате. Петро сидел на завалинке, курил.
— Тепло стало, — сонно зевая и вскинув голову к небу, произнес отец. — Через неделю, если такая погода подержит, жито косить можно.
Петро не ответил, и Остап Григорьевич, постояв немного, подсел к нему, осторожно справился:
— Про фронт думки не выходят из головы, верно, сынку?
— О себе думаю… о Чистой Кринице… Отвоюются наши скоро. Слыхали, как идут? Приедут домой. Может быть, и Ванюша наш в гости завернет. «Рассказывайте, как вы тут, в Чистой Кринице? Что успели, какие достижения?» Так и так, товарищи фронтовики, извините, мол, но силенок не хватило, плетемся сзади. На вас, дескать, вся надежда была…
Остап Григорьевич удрученно сказал:
— Вроде так получается…
— И вот что я надумал, батько. Государство меня учило, дало знания. Пора браться за свое дело… Хочу съездить в район, пусть назначают агрономом. Как вы посоветуете?
— Ты что ж, уехать надумал? — с беспокойством спросил Остап Григорьевич.
— Нет, почему? Сюда пусть назначают, в колхоз.
— Это другое дело. — Старик повеселел. — Это дуже кстати. Тут и советовать нечего… Верное твое решение.
Ему не терпелось порадовать и мать; не раз она высказывала отцу опасения, что Петра не удержать в селе, как только здоровье его поправится.
— Когда хочешь в район ехать? — спросил он, поднимаясь.
— Откладывать не буду… Велосипед сохранился?
— Валяется на чердаке чей-то. Наверно, немцы оставили…
Петро возвращался из Богодаровки перед вечером. Часа два назад прошел короткий, но сильный дождь. В колеях еще поблескивала вода, деревья роняли крупные капли. Сейчас распогодилось, и солнце бросало на все окружающее мягкий предзакатный свет.
Петро ехал потихоньку, держась тропинок посуше. Местами ему приходилось спешиваться, вести велосипед, и тогда он шагал неторопливо, наслаждаясь умиротворяющей красотой родных мест.
