потерял все, что обрел…
Быков между тем после долгой отлучки вернулся в Ленинград. Он не забыл о поручении, оставленном ассистентке, и при первой же встрече спросил:
— Как ваши опыты? Интересных добились результатов?
— Не могу похвастать. Я сильно запуталась и перестала что-либо понимать.
Опытный физиолог, не раз видевший себя на вершине удачи и не раз вынужденный отрекаться от того, что недавно казалось бесспорным, он сочувственно кивнул ей головой.
— На чем вы застряли?
— Я утонула в шейном узле, — последовал двусмысленный ответ.
Она рассказала ему о своих затруднениях, о сомнениях, не решенных в диссертации, и чем больше он слушал ее, тем напряженней о чем-то размышлял.
— Вы пробовали, говорите, вводить в узел уксуснокислый холин и адреналин? В каком сочетании?
Он остался недоволен ответом.
— Надо комбинировать то и другое в самых различных пропорциях, — сказал Быков. — Тут имеет значение каждая тысячная доля миллиграмма.
Нелегкий урок задал ученый помощнице. Слишком много ответов предстояло получить от верхнего шейного узла. Каждая новая комбинация химических веществ с разницей в сотую долю миллиграмма требовала сноровки, внимания и времени. Все должно было решаться как можно быстрей — в станке лежало теплокровное животное, которое долго под наркозом оставлять нельзя. К концу дня у девушки от напряжения болели глаза, от паров эфира кружилась голова и ноги подкашивались от усталости. Это было не только испытание терпения, но и тяжелый физический труд.
Тридцать дней длились поиски нужной комбинации. Мрачные опасения не давали ассистентке ни минуты покоя. Ей казалось, что сочетаниям не будет конца, а потраченный труд напрасен. От этих дум ее руки не опускались, а двигались еще быстрей, работа становилась более напряженной и страстной.
Иногда в настроении ассистентки происходила перемена. Она длилась недолго, но всякий раз выбивала ее из колеи. В, разгар эксперимента, хлопот и раздумья ей начинало вдруг казаться, что решение близко, еще один опыт, другой — и шейный узел раскроет свою тайну. Возбужденная кажущейся удачей, она легковерно доверялась фантазии, все необыкновенно вдруг упрощалось, важное казалось необязательным. Она была готова многим пожертвовать, от многого отказаться. Кропотливые расчеты оскорбляли ее чувства. Чего стоит будничная регистрация явлений в сравнении с предстоящим успехом? Зачарованная, она забывала делать записи в тетрадь наблюдений, не запоминала сочетаний химических веществ, применяемых в опыте. Тем печальней было возвращение к действительности.
Ученый, снисходительный к слабостям девушки, осторожно низводил ее на землю. Физиолог, говорил он, тот же художник: преувеличивая, он невольно создает карикатуру, прикрашивая — идеализирует. Надо быть реалистом, выдвигать на первый план то, что наиболее характерно.
Время умиротворяло взвинченные чувства, образ мыслей принимал реальные очертания, и поиски комбинации продолжались. Ученый напряженно следил за ходом ее опытов, нередко сам принимался за эксперимент и терпеливо ждал результатов.
Они скоро стали известны, и, как это часто бывает в физиологии, вместо одного тупика возник другой, не менее устойчивый и крепкий.
В результате двадцати четырех комбинаций, долгих месяцев труда и исканий выяснилось, что так называемый тормозной пучок нерва ничего тормозить не способен. Химические продукты, выделяемые им, могут только создавать известные взаимоотношения между пучками нервов, но не действовать самостоятельно. Торможение третьего века зависит не от концентрации адреналина в узле, а от количества уксуснокислого холина, того самого вещества, которому, наоборот, свойственно вызывать возбуждение. Немного его в узле — и адреналин своим появлением действует возбуждающе; велика концентрация уксуснокислого холина — и уже ничтожная доля адреналина угнетает мышцу третьего века. Действие адреналина зависит от состояния органа, на который он влияет, от того, в какую среду он попал и какое соотношение сил застал в организме.
Таков итог. О таких успехах говорят, что они никого не вводят в заблуждение, но, подобно Млечному Пути, никуда не ведут. Исследователь вправе поздравить себя с удачей, но наука, увы, себе этого позволить не может.
Так ли уж важно знать физиологу, что адреналин, сопутствуя уксуснокислому холину, усиливает или ослабляет его деятельность, регулируя при этом неизвестные соотношения? Как он «сопутствует» и какие именно возникают соотношения, экспериментатор не знал, как и не знал, где искать на эти вопросы ответа.
Из множества планов, щедро рожденных фантазией ассистентки, один имел шансы уцелеть. Его внутренняя логика была убедительна и могла стать преддверием предстоящих исканий.
Из двух неизвестных, рассуждала ассистентка, — среды, в которой развивается физиологический процесс, и адреналина, определяющего этот процесс, — первое неизвестное относится к понятиям непостоянным, и экспериментировать им нелегко. Зато второе постоянно и легко поддается исследованию. Природа адреналина изучена, с него она и начнет.
Что известно об адреналине? Каковы его свойства, достоинства и пороки?
Этот вопрос ассистентка обратила к литературе. Она бродила по библиотекам, делала выписки из книг, рылась в собственных записках, собранных разновременно по различному поводу. Все значительное и маловажное, удачное и неудачное в своих и чужих экспериментах, все, что касалось адреналина, копила она.
У адреналина наряду с общеизвестными свойствами есть и другие, менее очевидные и даже лишенные определенности. Так, например, появление адреналина в крови приводит к выходу из печени сахара в состоянии, годном для питания мышц. Адреналину свойственно также повышать жизнедеятельность организма — ускорять кислородный обмен. Бывает, однако, и по-другому: присутствие адреналина приводит иной раз не к повышению, а к снижению обмена. И в целом организме, как и в шейном узле, пути адреналина неисповедимы.
Таковы удивительные свойства вещества, выделяемого одним из пучков в нервном стволе.
Шевелева приняла на веру, что и в шейном узле адреналин проявляет себя так же, как в прочих частях организма: повышает кислородный обмен и освобождает сахар, чтобы снабдить им мышечную ткань. Какое из этих двух свойств способствует торможению или возбуждению, должен был ответить опыт.
Снова у ассистентки были два неизвестных; оба имели отношение к адреналину, вернее, к тому, какое из его свойств преобладает в шейном узле.
Изучение вещества, выделяемого нервным пучком, превратилось в математическую задачу. Определенное сменялось неопределенным, недавно еще бесспорное — неизвестным, органические продукты уступали место искусственным, а выделение нервной ткани — впрыскиванию извне химических продуктов. Все находилось, выражаясь словами Гераклита, «в состоянии неостанавливающегося течения, в котором нет ничего определенного, в котором не за что ухватиться, где все ускользает из рук, где все меняется, переходит одно в другое, где, словом, нет бытия, а есть лишь становление».
Ученый и его помощница все дальше уходили от нервных к физико-химическим комбинациям. Единственно неизменным оставался шейный узел — крошечный плацдарм для поисков истины.
Бывают у исследователя минуты прозрения, мгновения, исполненные пророческой силы. Память, оплодотворенная страстным напряжением, обнажает сокровища, погребенные временем, и мысли, двинутые порывом, скрепляются в образ, в идею. Есть люди, чья мысль загорается только от жара своего горячего сердца и поддерживается высоким накалом чувств.
Шевелевой пришло на память вычитанное где-то сообщение, что адреналин не только освобождает сахар из печени, но извлекает его также и из других тканей. Этот, казалось, незначительный факт поднял бурю в душе ассистентки. Нельзя ли задачу с двумя неизвестными решать раздельно? Расчленить оба свойства адреналина и каждое в отдельности проверять?
Вот как развивалась мысль Шевелевой.
Если действие адреналина сводится к освобождению сахара из тканей для нерва и для мышцы третьего века, нельзя ли подменить адреналин в шейном узле препаратом сахара — глюкозой? В этом
