этот корабль-призрак ни за что не разыскать. А так подруга позвонила сначала одному, тот отослал ее к другому, другой переадресовал к третьему, третий подсказал позвонить четвертому, и вот уже через каких- то полчаса мы неслись на красном Люськином «мазератти» по Волоколамскому шоссе в сторону области и на повороте свернули к пляжу.
Доктор Орлов отошел от первого потрясения, вызванного лицезрением детали от пресловутого израильского прибора, почти полностью протрезвел и, развалившись на переднем пассажирском сиденье, непринужденно рассказывал о своем плане:
– Главное – это то, что я теперь знаю, где искать певичку. Ту, которая Сеньку отравила.
– А ты откуда знаешь, что Сеньку отравили? – подпрыгнула я на заднем сиденье, где места было так мало, что обычно с трудом помещался Люськин зонтик.
На что сосед, потягиваясь, самодовольно ответил:
– Что же я, не врач, что ли? Ты видела его лицо? Такая отечность только при интоксикации организма бывает. Значит, так, девоньки. Заходим в кабак, садимся за самый ближний к эстраде столик, и сразу же после музыкального номера я иду за кулисы. А вы отвлекаете охрану, чтобы не мешали мне с певичкой беседовать.
На том и порешили. Отвалив мою месячную зарплату за каждый из входных билетов, по мосткам взошли на палубу и уселись на корме. Сразу же за нашим столиком стояли колонки в человеческий рост, и это позволило нам предположить, что здесь и будут петь. Больше ни сцен, ни эстрад на корабле не было. Люська тут же прониклась духом здешней обстановки, закинула ногу на ногу и поманила пальцем юного морячка-официанта, почтительно стоявшего в стороне, дожидаясь, когда его позовут.
Но подошел к нашему столику вовсе не морячок, а усатый бобер в кителе и капитанской фуражке. Я сразу же догадалась, что это и есть хозяин заведения Марат Сущевский. Он склонился над столиком в галантном полупоклоне и приятным голосом произнес:
– Что наши гости будут заказывать?
В принципе я даже не сомневалась, что на усатого бобра неизгладимое впечатление произвела моя подруга. Люська тоже была в этом абсолютно уверена. Она выпятила грудь, оценивающе прищурилась, прикидывая, села бы она с Маратом пить кофе или нет, и, видимо, осталась им недовольна, потому что уже через секунду, самоутверждаясь, командным голосом заказала все меню, попросив принести сначала закуски и напитки, затем все остальное. Из напитков подруга выбрала только соки, пояснив, что моего «Шейка» здесь все равно нет, она за рулем, а остальным много пить вредно.
Когда стол был под завязку заставлен вазочками с салатами, креветочным коктейлем, сельдью под шубой и кучей других разносолов, юный морячок застенчиво подошел к нашему столу с характерной формы бутылкой зеленого стекла. Шаркнув ножкой и залившись румянцем, он проговорил:
– Вот, «Вдова Клико». Хозяин нашего заведения просил вам передать.
– Ну что же вы стоите? Открывайте, любезный, – как будто ей каждый день присылали к столу французское шампанское, распорядилась Люська.
– А коньячку ваш хозяин не просил нам передать? – дуясь на Люську за допущенный произвол, нахально поинтересовался доктор Орлов.
Я, засмотревшись на своего нового бойфренда, потасканного и никчемного, еле успела накрыть свой бокал ладонью и торопливо проговорила:
– Мне не наливать, я это не пью...
И тут же приятный голос у меня за спиной весело спросил:
– А что же вы, мадам, пьете, позвольте полюбопытствовать?
Это незаметно подкрался к нам даритель шампанского и следил за реакцией на свое подношение.
– У вас все равно такого нет, – убежденно ответила я.
– И все же? – не отставал Марат. – Да, разрешите представиться, – спохватился он. – Марат Юсупов, владелец этой старой посудины.
– Фи, подумаешь, тоже мне, тайна Мадридского двора, – фыркнула Люська, вдруг ни с того ни с сего принимаясь отчаянно строить глазки усатому бобру. – Да фигню всякую она пьет. Лонг-дринк под названием «Шейк» она пьет, вот что.
– И что же, настоящего шампанского не хотите попробовать? – удивился тот.
Но я не хотела. Когда-то, в далеком детстве, у меня была собака породы сенбернар по имени Орфей. Так вот, Орфей никогда не брал в рот незнакомую пищу. И даже если мы исхитрялись затолкать ему в пасть кусочек какого-нибудь нового продукта, он тут же раскрывал обман и выплевывал подметный кусок. Видимо, пищевыми пристрастиями я пошла в Орфея. В то же самое время у нас жила толстая глупая хомячиха по имени Мыша. Как-то раз за плохое поведение Мыша была отсажена в пластмассовую клеточку-переноску, а клеточка эта, в свою очередь, была поставлена на книжную полку, что висела высоко на стене. А как раз под книжной полкой стояла Орфеева миска с водой. И толстая глупая хомячиха, приложив поистине титанические усилия, все-таки перегрызла пластиковый прутик и совершила из клетки дерзкий побег.
Само собой, далеко она не ушла. Да и куда ей было деваться с висящей на стене полки? В принципе у Мыши было два пути. Она могла сигануть на пол и уйти в бега, а могла просто и без затей спрыгнуть в миску с водой и там закончить свои дни. Думаю, она не особо этого и хотела, просто именно так все и получилось. В общем, наша Мыша, вырвавшись из заточения, совершила героический прыжок точнехонько в собачью воду и стала там плавать, не предпринимая попыток выбраться на берег. Орфей, который в это самое время дремал рядом с миской – была у него такая привычка, – заслышав плеск, мигом открыл глаза, как будто это не он всего секунду назад дрых как убитый, вскочил на ноги и с любопытством сунул в миску нос. Вы поймете, что такое нос у сенбернара, если представите себе стоптанный кирзовый сапог сорок шестого размера. И вот Орфей сунул в миску свой немалый нос и принялся нюхать новую пищу, которую зачем-то бросили ему в воду, хотя он об этом и не просил. На вдохе хомячиха, обмирая от ужаса, влипала в ноздрю ужасного чудовища, на выдохе ее относило волной на другой конец миски и било о бортик. Что бы вы там ни говорили, но только разборчивость Орфея в еде спасла глупой Мыше жизнь. Другая собака непременно прельстилась бы неожиданным угощением, и неизвестно, чем бы для них обоих это приключение закончилось.
Правда, когда я выловила несчастного грызуна и вернула в клетку, хомячиха двое суток сидела, точно каменная, в одной позе и, кажется, даже не дышала. Думаю, у Мыши был шок. Мы даже хотели везти ее к ветеринару по нервным мышиным болезням. Но потом ничего, хомячиха оклемалась, прожила долгую сытую жизнь, но лишь только стоило Орфею переступить порог моей комнаты, где размещалась клетка с грызуном, как Мыша принимала прежнюю позу, в которой провела два не самых счастливых для себя дня, и впадала в анабиоз. И вот тогда-то я, выходив Мышу валиумом, твердо решила стать ветеринаром и раз и навсегда отказалась от незнакомых продуктов.
Когда я, видимо, несколько громче, чем принято в данном заведении, закончила свой поучительный рассказ, клиенты ресторана снова застучали вилками о фарфор тарелок, официанты, застывшие с подносами вокруг нашего стола, закрыли рты и разошлись кто куда. А хозяин ресторана сказал что-то на ухо юному матросу, обслуживающему наш столик, и тот, накинув на плечи форменный бушлат, умчался по сходням на берег.
– Сколько раз я тебе говорила, что в приличном обществе не принято орать на весь зал, – напустилась на меня Люська.
А пузатый дядька в дорогом костюме и с депутатским значком на лацкане пиджака, что сидел за соседним столиком, отложил вилку, пригладил лысину и с интересом спросил:
– А что сейчас с этим псом твоим стало?
– Старый стал, умер, – грустно ответила я.
– Вот, блин, как реальный чувак, так долго не живет, замечено, – расстроился пузатый.
– Аркаш, ну что ты сидишь как пень, налей даме шампанского, – капризно проговорила Люська, привлекая к себе всеобщее внимание. Я уже давно заметила, что чужая слава подруге – как рыбья кость в горле.
Но не успел доктор Орлов взяться за зеленый бок бутылки с нарядной этикеткой, как ему на плечо опустилась тяжелая рука хозяина ресторана.
– Так это вас зовут Аркадий? – дружелюбно спросил он.
– Ну да, Аркадий – это я, – расплылся в улыбке сосед.
