— Интересно, — хмыкнул в ответ редактор. — И вы можете представить документальное свидетельство, что вскрытие делалось на третий день?
— Могу! — не моргнув, соврал Берестов.
— Тогда несите!
Берестов включил компьютер и жирным шрифтом набрал заголовок: «Сердечная недостаточность от недостаточности фактов», а ниже мелким курсивом добавил: «Врач терапевт шесть лет добивается возбуждения уголовного дела по факту убийства сына».
В голове Берестова тут же созрела структура будущей статьи злопыхательного толка. Упор в ней будет сделан на полное равнодушие правоохранительных органов к бытовым преступлениям. Сегодня им лень расследовать убийство, а завтра они закроют глаза на беспредел, который воцарится в стране от их равнодушия. Насчет беспредела лучше перебрать, чем недобрать. Но стоп! А действительно ли это было убийство?
Берестов по привычке поскреб ногтем висок и уставился в окно. Что это с ним? Впервые за две недели Леонида одолели сомнения. Почему, черт возьми? Да потому, что в это дело замешана Лилечка. «Эх, Лилечка-Лилечка, да как же тебя угораздило?» Но к черту сантименты! Журналист он или кисейная барышня?
Берестов решительно сорвал трубку и набрал номер сотового Калмыкова.
— Я слушаю, — отозвался Толик.
— Привет, старик, это я! Хочу проконсультироваться насчет техники убийства. Постараюсь быть кратким, как Цезарь.
— Ты ещё занимаешься этим грязным делом? Сочувствую.
— Не надо сочувствий! Лучше скажи, можно ли укокошить так, чтобы потом ни одна медэкспертиза не определила. Причем чтобы создалась иллюзия, что человек скопытился, ну… скажем, от острой сердечной недостаточности…
— Это элементарно, Ватсон! Всего два кубика одного препарата (какого именно — я тебе сказать по телефону не могу, это неприлично) — и через десять минут человек тихо и культурно отбывает в лучший мир. У него даже остается время подумать о вечном, исповедаться и попрощаться с родственниками.
— А также застелить свежую постель, побриться и принять ванну…
— Совершенно верно, и выпить чашечку кофе. Этот препарат блокирует сердце и растворяется в организме почти бесследно.
— Что значит почти? Его можно выявить?
— Выявить можно все. Но обычно не выявляют. Нужна специальная аппаратура. Я даже затрудняюсь сказать, есть ли она в Москве. Так что бери на вооружение, старик, и пользуйся достижением цивилизации! Но есть, конечно, и недостатки. Препарат должен закачиваться в вену. После укола на сгибе локтя остается небольшая припухлость.
— Сколько дней?
— Откуда я знаю! Наверное, до первых признаков разложения.
— Скажи… этот препарат можно достать свободно?
— Старик, да ты никак собрался кого-то укокошить! Ну-ну… Так вот, в аптеке тебе, разумеется, этот препарат не продадут, а за углом аптеки за большие деньги купить, наверное, можно. Сейчас все можно за большие деньги. А когда-то этот препарат был только у спецслужб. Сейчас он есть у всех бандитов.
— Бандитам-то он зачем? Они все больше предпочитают гранаты.
— Бандитов попрошу не обижать. Их много, и они разные! Скажу тебе, среди них встречаются индивидуумы весьма изощренного ума.
— Ты встречал?
— Неоднократно.
— Тогда будь здоров!
— Всегда здоров!
Берестов положил трубку и криво усмехнулся. В это время в отдел заглянула Оля.
— Как ты думаешь, — спросил у неё Берестов, — Авекян может попасть иглой в вену?
Оля расширила глаза и ответила:
— Думаю, только в попу.
Берестов полистал записную книжку и внезапно наткнулся на запись: «Понятая Анна (стерва и пьяница), Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96».
Самое время съездить к ней. Заодно и узнать, кто сейчас обитает в квартире убитого. Вполне возможно, что в ней он сейчас накроет Лилечку с Авекяном.
Берестов выключил компьютер и направился к выходу. Однако вернулся, взял со стола последний номер газеты и подумал, что дороги не будет.
День был пасмурный и душный. В метро можно было грохнуться в обморок от прорвы потного народа и какой-то болезненной духоты. К тому же людей набилось в вагон, как сардин в консервную банку. Выйдя на поверхность, Берестов не получил облегчения. В сомнамбулическом состоянии он нашел нужный дом, подъезд и поднялся на одиннадцатый этаж. Когда он звонил в квартиру этой стерве и пьянице, его слегка поташнивало.
Однако дверь открыла приличная и весьма опрятная женщина лет шестидесяти, в цветном японском халате. Взгляд её был ясным, лицо светлое, волосы с благородной сединой.
— Скажите, Анна живет здесь? — вежливо спросил Берестов, невольно выпрямляясь и подавляя в себе сонливость.
— Я Анна Владимировна, — ответила женщина, внимательно всматриваясь в гостя.
На стерву и пьяницу она была похожа мало, однако внешний облик бывает так обманчив.
— Я журналист газеты «Московские вести», — натянул улыбку Берестов, вытягивая из кармана удостоверение. — Пишу про криминал. В данный момент расследую обстоятельства гибели вашего соседа Алексея Климентьева…
— Это с двенадцатого этажа? — спросила Анна Владимировна.
— Совершенно верно! — обрадовался Берестов.
— Но прошло уже столько лет, — покачала головой женщина.
— Что поделаешь… — развел руками Берестов. — Дело до сих пор не завершено. И уголовное дело по убийству не возбуждено.
На убийство она среагировала довольно спокойно. И это понравилось Берестову. Анна Владимировна строго взглянула в глаза журналисту и спросила:
— Что вы хотите от меня?
— Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне сказали, что вы были понятой.
— Да, я была понятой, — подтвердила Анна Владимировна и, наконец, пригласила в квартиру.
— Я долго не задержу, — предупредил Берестов, проходя в чистую комнату, где не наблюдалось никаких следов стервозности и пьянства. Давайте сразу и начнем.
Хозяйка села на диван, сложила лодочкой руки и приготовилась внимательно слушать. «Наверное, была учительницей», — почему-то мелькнуло в голове у журналиста.
— Расскажите, как вас пригласили в квартиру убитого?
— Ну как… Сижу, смотрю телевизор. Слышу звонок. Открываю — два милиционера. Они мне говорят, что этажом выше убили человека и что они хотели бы, чтобы я была понятой. Время было около десяти. Я было отказалась, но они сказали, что из соседей им больше никто не открыл. Почти весь подъезд разговаривал с ними через двери, и все наотрез отказались быть понятыми. «Ну раз больше некому, придется мне, — подумала я. — Кому-то ведь надо быть свидетелем». Я оделась и пошла наверх. Там у двери уже стояли люди в штатском и мать убитого — Зинаида Петровна, так, кажется, её звали. Вторым свидетелем вызвался быть сосед с двенадцатого этажа, Алексей Леонидович. Пенсионер. Ну милиционеры открывают дверь, и мы проходим. На полу видим кровь.
— Много крови?
— Да нет, не очень. Крови, как от порезанного пальца. Словом, крови немного. Мы осторожно через неё переступаем, сердце, естественно, у меня екает, и идем первым делом на кухню. Кухня как кухня. Никаких следов беспорядка нет. Только табуретка лежит на полу. А на столе стоят три бокала. Два пустых —
