Основные черты его характера всем отлично известны: это смекалка, острый язык, веселый ум, презрение к богатым и богатству, любовь к справедливости, защита бедняков.
Но в то же время живут и здравствуют анекдоты, которые характеризуют Насреддина совершенно по- иному. В них он глуп, туп, труслив, мелочен, завистлив, зловреден. Его «подают» как обжору, скрягу и даже предателя. Вот тебе и защитник правды, верный друг неимущих, обиженных и обездоленных! В чем же тут дело?
В издательском предисловии к сборнику анекдотов «Молла Насреддин» (Баку, издание Академии наук Азербайджана, 1967) об этой двойственности сказано так (стр. 18):
«…Говорят, что Молла временами бывает умен, как философ, а иногда предстает перед читателем невероятным глупцом. Нам кажется, что подобная мысль требует определенного пояснения. Если внимательно приглядеться, то становится ясным, что Молла всегда умен и находчив. Сам он всегда ловко надевает личину тех, кого он намерен вывести перед читателем в самом неприглядном виде. Когда человек, способный так легко и просто разрешить запутанные судебные дела, вдруг превращается в туповатого кази, пытающегося укусить себя за ухо, – это, без сомнения, имеет определенную цель. На наш взгляд, смешон здесь не Молла, а кази, которого он замещает…»
И далее, на той же странице:
«…Нам кажется, что он может воплотиться в любого представителя той общественной прослойки, о которой идет речь. Хочется еще раз подчеркнуть, что глуп не Молла, а те, которые являются истинными персонажами анекдота».
На мой взгляд, это довольно спорное положение. Если принять теорию «перевоплощения» Насреддина, то сразу же может возникнуть вопрос: а для кого же он перевоплощается, когда совершает это перевоплощение на глазах своих классовых антиподов – богатеев, царедворцев, мулл? Может, таким образом он хочет показать им их самих, чтобы в его пародии они увидели свою глупость и тупость? Но ведь глупцами-толстосумами Насреддин, прикидывающийся дурачком, и воспринимается как дурачок! Вся его алгебраическая ирония совершенно не по их уму. Неужели же настолько глуп Насреддин, что устраивает на потеху своим идейным противникам этакий театр одного актера?
Следует учесть также, что анекдот распространяется пересказом. Задача рассказчика – подчеркнуть каким-то образом свою личную позицию. А «перевоплощение» несвойственно характеру Насреддина – он может прикинуться богатым глупцом или простаком, но никогда не «прикидывается» Насреддином-дураком, Насреддином-подлецом. Как это сакцентиворать рассказчику?
Выше уже отмечалось, что в любом народном анекдоте сразу же просматривается его социальная направленность, которая заключается прежде всего в симпатиях рассказчика. Глупости и ограниченности богатеев и их приспешников анекдот противопоставляет смекалку, ум, честность человека из народа, бедняка. Зачастую в анекдоте ум, сметка – это единственное оружие бедняка против бесправия, беззакония. Почему же Насреддин, выказывая себя дурачком, должен вызывать симпатию рассказчика? Не проще ли представить себе, что гадости о Насреддине рассказывает… враг Насреддина! Они не из репертуара народного рассказчика! Это репертуар врага. И тогда все становится на свои места: ведь анекдоты создавались не только в народе, но и во дворцах. Дворцовые юмористы (а среди них было немало одаренных людей) выполняли социальный заказ своего класса, всячески сбивали популярность тех героев, которые казались опасными. Власть имущие всеми средствами поддерживали «дворцовых» остряков, распространяли по своим каналам (через духовенство, дервишей, торговцев и т. д.) их «репертуар».
Азербайджанский юморист Авэз Садык, большой знаток фольклора, очень любил рассказывать анекдоты о Насреддине с комментариями: объяснял, как тот или иной анекдот появился на свет. От него первого я и услышал термин «дворцовый» анекдот.
– Это была эмирско-ханско-шахско-султанская контрпропаганда, антинасреддизм! – весело говорит Авэз. – Насреддин был врагом сильных мира того, и с ним, как с врагом, боролись всеми средствами. Кто придумывал о Насреддине самый глупый анекдот, тот получал самую большую награду, клянусь – так оно и было, я словно вижу все это… вот сидит султан или шах, а там…
И он начинал очень смешно рассказывать тут же на ходу придуманную новеллу.
Между прочим, когда дело касается героев, имевших исторический прототип (Мирали – Навои, Бибал, Камине и др.), то число «дворцовых» анекдотов в их циклах очень невелико: создание героя, как говорилось выше, в этих случаях шло другим путем, и реальный образ – первооснова – мешал нагромождать клеветнические небылицы, ибо они, если так можно выразиться, были юмористически несовместимы с уже существующим в основных чертах образом.
Доктор филологических наук, известный теоретик литературы Лазиз Каюмов является сторонником теории «дворцовых» анекдотов (см. его предисловие к сборнику юмористических повестей «Улыбка Мансары», Ташкент, 1967). Он считает, что очищение образа от подобных наслоений – долг каждого фольклориста.
В образе азербайджанского фольклорного юмористического героя Бахлуле (очень своеобразного, оригинального, единственного в своем роде) эта двойственность проявляется настолько ярко, что официально существуют два цикла анекдотов о нем – умных и глупых. В одном цикле Бахлул так и именуется «мудрецом», а во втором его зовут не иначе, как «Бахлул-глупец». Фактически – это два разных героя, связанные только общим именем, герои – тезки, не более того.
Бахлул еще интересен тем, что он весьма активен. Если Насреддин сам не идет навстречу борьбе, а лишь отвечает ударом на удар, то Бахлул в любом богаче, царедворце, духовном лице – если даже они к нему лично не имеют никакого отношения – видит своего врага и начинает действовать при первой же возможности. Бахлул значительно моложе Насреддина, злее, сатиричнее. Он никогда ничего не прощает, он – мстит. Его истории имеют традиционную завязку (когда Бахлул нужен кому-нибудь, то этот человек идет ночью за город и разжигает костер; увидя огонь, Бахлул приходит на помощь), развернуты в фабульном плане гораздо шире, чем анекдоты о Насреддине. Они скорее похожи на короткие новеллы, которые так же тяготеют к стыковке, к объединению в еще более крупные юмористические и сатирические формации.
Двойственность Бахлула – доказательство того, что народ очень строг в отборе юмористического материала, все инородное он отсек, более того – дабы гарантировать в дальнейшем чистоту образа героя, создал его антипода. Теперь никакой путаницы с Бахлулом не происходит: «дворцовые» и народные байки живут врозь, не путаясь меж собою, вся фольклорно-юмористическая кухня предельно обнажена.
Каракалпакский шутник Омирбек, несмотря на свою редкую цельность характера, тоже не избежал ударов своих классовых противников: и в циклах его анекдотов можно найти немало клеветнических шуток. Если будет выходить в свет академическое издание анекдотов Омирбека, то око, разумеется, будет включать все, что связано с именем этого героя. Но в данный сборник, как в первую публикацию Омирбека на русском языке, дворцовые» анекдоты – искажающие привычный для каракалпака образ Омирбека– не вошли.
Появление Омирбека в шеренге фольклорных юмористических героев, на мой взгляд, поможет ускорить решение ряда сложных и спорных вопросов теории народной сатиры и юмора (о некоторых из этих проблем мы уже говорили выше).
Конечно, данная книга – дебют героя, первый шаг на пути, если можно так выразиться, омирбековедения. В сборнике уместилась лишь малая толика анекдотического богатства Каракалпакии. Дело в том, что перед составителем стояла и без того сложная задача: не только познакомить русского читателя с Омирбеком, но и представить в «блоках» – крупных фрагментах, сохранивших элементы внутреннего сюжета, – дошедшие до нас осколки разрушившегося, распавшегося юмористического эпоса. Наиболее сохранились те части, которые рассказывают о биографии Омирбека, – они и стали стержнем книги.
Хочется надеяться, что в скором времени появятся не только новые сборники омирбековских шуток, но и серьезные исследования об Омирбеке. И кто знает: можно быть, именно каракалпакским ученым на материалах, связанных с Омирбеком, удастся сделать то, что еще никому из фольклористов не удавалось – воссоздать, восстановить юмористический народный эпос.