карты валялось на столе и на полу рядом. Я принялась хватать листки, один за другим, и встряхивать, словно конверты, из которых что-то могло выпасть. Потом подняла все рисунки с пола, вывалила на пол содержимое мусорной корзины и перебрала обрывки бумаги и пустые колпачки из-под краски. Ничего.
Карта исчезла.
— Айви?
Не обращая внимания на Кристофера, я бросилась обратно в гостиную.
— Вот! — Я выхватила из сумки цветастый сверток. — Вот такая карта, одна из этих…
Я торопливо распутала шарф. Колода была на месте. Я бросила шарф на пол и развернула карты веером, рубашками вверх: разноцветная дуга, затейливый узор из шестеренок. Потом резко крутанула кистью, показывая лицевую сторону.
— Они пустые, — сказал Кристофер.
— Верно. Они все пустые. Только на одной был… вчера ночью…
Я показала на татуировку.
— Такой рисунок. На одной из карт был такой рисунок. Я пыталась скопировать его. Карта лежала в моем кабинете, на чертежном столе. В конце концов я просто перевела рисунок один к одному, для трафарета.
— И теперь ты не можешь найти карту.
— Да. Она исчезла. — Я медленно, шумно выдохнула. Меня немного мутило, но на сей раз я испытывала не приступ паники, а нечто вроде приступа морской болезни; при желании я могла справиться с тошнотой. — Она… я не найду ее. Она просто исчезла.
Из глаз у меня потекли слезы. Кристофер стоял рядом, с потемневшим от тревоги лицом. Минуту спустя он спросил: «Можно?» — и протянул руку. Я кивнула и отдала ему колоду. Хмурясь, он быстро перебрал несколько карт.
— Они все такие?
— Кроме двух. Там еще одна… — Я махнула рукой в сторону сумки. — Я положила ее отдельно. Я купила колоду вчера, на распродаже в церкви Святого Бруно. Они…
Я осеклась. Кристофер все еще рассматривал карты, развернув к свету, словно в надежде обнаружить некий скрытый рисунок.
— Ты ведь читал Уолтера Вердена Фокса, верно? Он взглянул на меня.
— Конечно. «Пять окон, одна дверь»? Ты сама дала мне книги, помнишь? В первое лето, когда я жил у вас в доме на заливе. Они мне понравились. — Голос у него смягчился; он улыбнулся доброй печальной улыбкой и вскинул руку с картами вверх, жестом победителя соревнований. — Знаешь, это действительно изменило мою жизнь. Встреча с тобой, книги Фокса. Именно тогда я решил стать археологом. Потому что они… ну, я не знаю, как объяснить… — Он задумчиво похлопал колодой по подбородку. — Мне страшно понравились книги. Когда я дочитал до конца, я просто не мог поверить… Не мог поверить, что он так и не закончил свой цикл романов. Я всегда думал, что, явись мне чудесная возможность выполнить одно свое желание, я бы пожелал, чтобы Фокс дописал-таки последний том. Словом, если бы его сын не погиб или что-нибудь такое. Эти книги просто потрясли меня!
Он помотал головой, с восхищенным выражением лица. — Они заставили меня задуматься о том, что, возможно, мир совсем-совсем другой — не такой, каким мы его видим и мыслим. Что, возможно, есть вещи, недоступные нашему пониманию, хотя нам и кажется, что мы открыли и постигли все. Как моя работа. Мы исследуем сделанные из космоса снимки пустыни и видим, где находились древние поселения, ныне занесенные песком, погребенные под высокими барханами. Под воздействием ветровой эрозии местность настолько изменилась, что теперь и представить невозможно, что в прошлом там находилось что-то — но там были храмы, деревни, целые города! Империи! Как в третьей книге: ты читаешь и вдруг понимаешь, что все события, описанные в первых двух, нужно трактовать совершенно иначе. Весь мир меняется.
— Кристофер… эти карты, они из книги Фокса. Из последней. «Наименьшие козыри». Когда я купила колоду, я нашла клочок бумаги…
Я быстро опустила взгляд. Бумажка лежала на полу, рядом с босой ногой Кристофера. Я подняла ее и протянула ему:
— «Наименьшие козыри». Они упоминаются в первой главе последнего тома, незаконченного. Мейбл лежит в постели рядом с Тарквином, и он достает колоду. Он подносит карты к губам Мейбл, и от ее дыхания они чудесным образом оживают. Напрашивается предположение, что все описанные ранее события имеют какое-то отношение к картам. Но Фокс умер, так и не успев ничего объяснить.
Кристофер уставился на клочок бумаги.
— Не помню, — наконец сказал он, а потом взглянул на меня. — Ты говоришь, есть еще одна карта. Можно взглянуть на нее?
Я немного поколебалась, а потом взяла сумку.
— Она здесь.
Я вынула бумажник. Весь мир вокруг меня застыл, словно скованный морозом; рука онемела до полной бесчувственности, когда я запустила палец в отделение, где лежали водительские права. Я не могла нащупать карту, ее там вообще не было…
Нет, все-таки была. Бумажник упал на пол. Я держала карту обеими руками. Последняя:
Я поморгала и протерла глаза. Потом отдала карту Кристоферу. Когда я заговорила, голос у меня звучал хрипло:
— Я уж и забыла, насколько она прекрасна. Вот она. Последняя карта.
Кристофер подошел к окну, прислонился плечом к стене и развернул карту к свету.
— Ух ты! С ума сойти. Вторая была такой же? Столь тщательно прорисованные детали…
— Нет. Она была гораздо проще. Но все равно прекрасной. Она заставляла понять, насколько трудно нарисовать самый простой рисунок.
Я опустила взгляд на свое бедро и криво усмехнулась.
— Но знаешь, по-моему, мне это удалось.
Несколько минут он стоял у окна, не произнося ни слова. Потом вдруг взглянул на меня.
— Ты можешь сделать это еще раз? На мне? Я недоуменно уставилась на него.
— Ты имеешь в виду именно эту наколку? Нет. Чересчур сложно. Мне потребуется не один день. Только для того, чтобы нарисовать приличный трафарет. На саму татуировку уйдет, наверное, неделя — если сделать все в лучшем виде.
— Тогда вот это. — Он подошел ко мне и ткнул пальцем в изображенное на карте солнце в виде глаза. — Только это… ты можешь сделать? Скажем, на руке?
Он согнул руку в локте; бицепсы вздулись подобием волн, тускло отблескивая в свете лампы.
— Вот здесь.
Я легко пробежалась пальцами по коже, оценивая, прикидывая. Нащупала гарам, маленький. Его можно проработать, превратить в часть рисунка.
— Тебе следует хорошенько подумать. Но да, в принципе я могу сделать такую наколку.
— Я уже подумал. Я хочу, чтобы ты сделала. Прямо сейчас.
— Сейчас? — Я бросила взгляд в окно. Уже смеркалось. Бледный свет еле сочился с неба, и все вокруг застилала сиренево-серая пелена сумерек. Снова наползал туман, простирая свои белесые щупальца через Зеленый пруд. Я уже не видела противоположного берега. — Да вроде бы поздновато…
— Пожалуйста. — Кристофер нависал надо мной; я слышала биение его сердца и видела карту у него в руке, сияющую, словно осколок цветного стекла. — Айви… — Его низкий голос упал до тихого шепота, который я воспринимала скорее шестым чувством, нежели слухом. — Я же не моя сестра. Я не Джулия. Ну пожалуйста.
Он дотронулся до уголка моего глаза, все еще влажного, и сказал:
