заветной бутылочки перекочевало в суп и баранье рагу. Потом Верити уехала, а я перебрался на Бейкер- стрит и стал ожидать вестей.
Первым пришло письмо, в котором Верити сообщала о простуде, которую, очевидно, подхватила в поезде: весна выдалась холодной, с резким ветром, в этом не было ничего удивительного. Я немедленно выслал ей ответ, в котором давал несколько медицинских советов и настаивал на том, чтобы Верити берегла себя от сквозняков. Следующее письмо было более оптимистичным: Верити сообщала, что простуда почти прошла и она скоро вернется домой. Она действительно скоро вернулась, но еще в дороге ей стало хуже, и домой она прибыла совершенно разбитой. Я немедленно вызвал врача-соседа, который нередко подменял меня, когда я переселялся к Холмсу, и мы вдвоем пришли к выводу, что недолеченная простуда перешла в воспаление легких.
Мы долго и усердно лечили пневмонию, однако чем дальше, тем больше силы оставляли Верити, и не прошло и восемнадцати суток, как я стал вдовцом.
У моего коллеги не возникло и тени сомнений в том, что смерть Верити была совершенно естественной; в должный срок ее похоронили, и с чувством большого облегчения я начал расставаться с семейной жизнью. Прежде всего я рассчитал кухарку. Потом продал практику — ниже той цены, которую я уплатил старому доктору, но все же много выше той, которая была номинально объявлена. В конце концов я рассчитал служанку и вернулся на Бейкер-стрит в свою старую комнату.
Какое-то время — месяц или два — я еще опасался, что Верити оставила где-нибудь — у адвоката или у своей подруги, Серой Мышки, — компрометирующие меня бумаги. Но время шло, все было тихо, и я осмелел до такой степени, что однажды показал часы Холмсу. Началось с того, что в тот день Холмс, демонстрируя умение наблюдать и логически мыслить, сделал вывод, что я сегодня заходил на почту на Уинмор-стрит посылать телеграмму. Поскольку на почту я заходил, чтобы послать телеграмму полковнику М., мне это замечание не очень понравилось, сразу показалось, что я сделал оплошность, чем-то выдал себя. Чувство опасности, похожее на холодок между лопатками, подстегнуло меня вынуть из кармана часы и протянуть Холмсу:
— У меня есть часы, они попали ко мне недавно. Будьте так добры, скажите, пожалуйста, каковы были привычки и характер их последнего хозяина?
Возможно, вы помните, каков был ответ моего друга, этот эпизод я описал в одной из своих историй о нем. Надо заметить, что в повести я пощадил Холмса; на самом же деле его выводы были далеки от истины.
Он предположил, что ранее часы принадлежали моему отцу — в этом он не ошибся, а потом перешли к моему старшему брату — вот здесь логика ему изменила, так как моим старшим братом был я сам. Было неприятно услышать о самом себе такое:
— Ваш брат был человек очень беспорядочный, легкомысленный и неаккуратный. Он унаследовал приличное состояние, перед ним открывалось хорошее будущее. Но он все промотал, жил в бедности, хотя порой ему и улыбалась фортуна. В конце концов он спился и умер…
Не надо было обладать талантами моего друга, чтобы заметить, как на меня подействовало подобное умозаключение. С присущей ему мягкой деликатностью Холмс извинился, добавив, что он ничего не знал о существовании моего брата.
Его извинения позволили мне собраться с духом и подтвердить его выводы; если бы я ответил, что он попал пальцем в небо, Холмс из самолюбия стал бы доискиваться, в чем ошибка; вместе с тем я попросил его объяснить, на основе каких фактов он пришел к таким выводам.
— Если вы внимательно рассмотрите тыльную сторону часов…
Мы рассмотрели.
Я вынужден был признать, что все очень просто. И, разумеется, не стал говорить, что неаккуратностью отличалась Верити, у которой в сумочке разве что булыжники не водились. В ломбард часы относила тоже она, считая это вполне надежным местом, чтобы прятать их от меня, и не забывала их вовремя выкупать и перезакладывать. Что же касается царапин вокруг отверстия для ключа, то их оставила подружка Верити, Серая Мышка, в те времена, когда Верити доверяла ей хранение часов и, естественно, право заводить их вечерами. Серая Мышка вовсе не была алкоголичкой — она просто была ужасно близорукой и не носила ни очков, ни пенсне, у нее не тряслись руки — она просто толком не видела, куда должен попасть ключ.
Я, разумеется, не мог ему об этом сказать.
А он, поскольку по своему обыкновению хандрил в дни безделья, потянулся за несессером со шприцем и ампулами, однако же тут появилась наша хозяйка, неся на медном подносе визитную карточку.
И несколько минут спустя я впервые увидел Мэри.
Глава 5
Сокровища моей Мэри
Эта история начиналась обыкновенно: клиентка, которой понадобилось сопровождение на этот вечер, несколько таинственное письмо и довольно странный рассказ об исчезновении отца.
Встреча с Тадеушем Шолто как будто бы все объяснила. Однако убийство его брата и пропажа сундука с сокровищами придали делу совсем иной оборот, события начали развертываться с ошеломляющей быстротой. Пожалуй, за последние годы у меня не было столь суматошных ночи и утра. Я помогал Холмсу, когда он исследовал путь, которым злоумышленник проник в дом, я отвозил домой мисс Морстен, я ездил за собакой, мы продолжали вместе с Холмсом преследование до самой реки, и только где-то около девяти утра, совершенно разбитый и утомленный бурно проведенной ночью, я вернулся вместе с Холмсом домой и смог позавтракать и — о блаженство! — принять ванну. Вскоре я заснул, убаюканный тихой дремотной мелодией, которую для меня сыграл на скрипке мой друг, и проснулся только к вечеру; меня не разбудил даже визит предводителя команды беспризорников и его разговор с Холмсом.
Я ничем не мог помочь моему другу; расследование на данном этапе притормозилось, оставалось только ждать. Поэтому я решил навестить пока мисс Морстен и заодно по просьбе Холмса отвез обратно собаку, которая сослужила нам такую большую службу.
Мэри уже ночью понравилась мне, но сейчас просто покорила сердце тем, что, ничуть не заботясь, будут ли найдены сокровища, беспокоилась о судьбе арестованного нашей доблестной полицией Тадеуша Шолто.
Когда я покинул мисс Морстен, уже сильно смеркалось. Я вышел на улицу и оглянулся, нет ли поблизости кэба. Неподалеку как раз стоял один экипаж. Подозвав его, я открыл дверцу и обнаружил, что кэб вовсе не пуст. Однако сидевший внутри человек проговорил знакомым голосом:
— Садитесь, доктор, садитесь.
Я узнал голос полковника М.
Я сел в экипаж, удивляясь столь необычной встрече.
— Прошлой ночью вы были в доме Бартоломью Шолто, — сказал полковник.
Я был неприятно поражен.
— Вы следили за мной?
— Нет, — досадливо ответил М. — Мои люди следили за Тадеушем Шолто. Я… я уже лет девять имею интерес к этому семейству.
— Из-за сундука с сокровищами?
— Ах так? Вам известна эта история?
Мне пришло в голову вполне логичное соображение.
— Помилуйте, полковник, — вскричал я. — Уж не вы ли…
— Я не убивал Бартоломью Шолто, если вы это имеете в виду, — сказал полковник. Смешно сказать, но последние лет пять я был уверен, что сокровища у Тадеуша.
— Так вы знаете о сокровищах? Тоже пять лет? Пятнадцать?
— Пожалуй, все двадцать, — невозмутимо ответил полковник. — Что вы так смотрите на меня? Я
