займётся, он знает. Передай, не забудь. Только пусть не откладывает на завтра. Сегодня. Завтра мы в гости пойдём.
Когда мать Павлика ушла, Юрка вздохнул, проглотил застрявшую в горле слюну, растерянно оглянулся по сторонам и бросился к своему дому.
Схватив полотенце, Юрка стремительно побежал назад. Когда он вернулся к товарищу, тот сидел на снегу и пытался платком перевязать рану.
— Павлик! — обрадованный, крикнул Юрка. — Понимаешь, я же не нарочно.
— Чего ты кричишь? — остановил его Павлик. — Давай-ка лучше полотенце.
Юрка повиновался и, когда Павлик, закусив губу, стал на одну ногу, спросил:
— Больно, да? А стоять можешь, да?
Павлик кивнул головой.
— На улице никого. Давай, — почему-то шепнул Юрка.
Поддерживая друга, всё время оглядываясь по сторонам, он довёл его до дому, помог лечь на кровать и только тогда передал просьбу матери.
Едва дослушав товарища, Павлик вскочил:
— Что ты наделал? Ты понимаешь, что ты наделал?
— А что, Паш?.. Что?.. — бормотал Юрка.
— А то, дурья твоя голова, что некому всё это делать! А мать будет уверена, что всё сделано. Зачем ты врал про меня? Сказал бы прямо, что ногу разодрал, ходить трудно.
— Да-а — сказал бы!.. — мрачно протянул Юрка. — Скажешь! Уж лучше не говорить, что ранен, — никто ничего и не узнает.
— Не говорить… А кто теперь будет всё делать? Ты об этом подумал?
— А что делать-то?
— Всё! — отрезал Павлик.
— Ну что — всё?
— А очень просто. Всю домашнюю работу выполняю я. Дрова, вода, корова… А там ещё огурцы текут.
— Как это — огурцы текут?
— Бочка с огурцами течёт. Думали, что забухнет, а теперь надо обручи подбивать.
— Огурцы текут… — растерянно пробормотал Юрка. — Огурцы ещё навязались!
— Ну? — строго спросил Павлик. — Понимаешь, что ты своим враньём наделал? Мюнхаузен безголовый…
— Чего ты ругаешься? — вдруг обиделся Юрка. — Я сказал, что всё будет сделано, и сделаю. Подумаешь — дрова да корова! Где у тебя топор?
Прошло уже с полчаса, как Юрка взял на кухне топор. Потом часы на стене пробили ещё четверть. Юрка не возвращался.
Павлик слез с постели и, подпрыгивая на одной ноге, держась то за койку, то за стол, дотанцевал к окну, выходящему на двор.
Юрка, без пиджака и шапки, красный, потный, зажав кругляк между ногами, силился вытащить застрявший в нём топор. Неподалёку валялись поленья — одно, два, три… шесть… восемь… двенадцать… Немного! Немного за три четверти часа.
— Балда! — выругался Павлик. — Клином надо! Клином!
Форточки в окне не было, кричать из комнаты бесполезно. Выйти же в коридор — чувствовал Павлик — ему будет не под силу.
— Ну и пусть возится! — обозлился он. — Сообразить не может.
Минут через десять пришёл Юрка — потный, уставший и виноватый.
— Паш, — сказал он, — двенадцать полен не хватит? А завтра я бы тебе ещё наколол. А?
— Не хватит, — отрезал Павлик.
— На одну печку — и не хватит?
— Топор загнал, да? — вместо ответа спросил Павлик.
Друг-приятель помолчал и, совсем обескураженный, ответил:
— Сучковатое, понимаешь, полено, а я не рассмотрел…
— «Не рассмотрел»! — передразнил Павлик. — Клином надо! Голова… Ну, а бочку, бочку пойдёшь чинить?
— А чего же? Скажи где — и пойду…
— Возьми зубило, поставь боком на обруч — легонько ударь. И так — вокруг. Только ровно бей, равномерно. Хотя подожди-ка… — Павлик увидел руки Юрки.
Они были в ссадинах, в царапинах и после напряжения слегка дрожали.
— Нет! — решил он. — Не ходи.
— Почему это?
— Потому что всё равно ничего не сделаешь. Не справишься. Да ещё, пожалуй, обруч порвёшь. Иди уж напои корову да валяй домой. Что от тебя толку?
В этот вечер Юрка чувствовал себя пристыжённым, разбитым. Он пробовал было читать, но из этого ничего не вышло: какие уж герои, когда с простыми делами не мог справиться!
И вот он листает одну книжку за другой. Пограничник с овчаркой… Матросов у дота… Зоя… А там лежит Пашка и думает, какой никуда не годный человек он, Юрка… Да, думает… Тарас Черномор стреляет из двух пистолетов сразу, ему легко… А Пашка лежит — встать не может…
Юрка отказался от молока.
— Болен, что ли? — спросила мать, приложив руку ко лбу сына. — Или случилось что?
— Чего случилось? — огрызнулся Юрка. — Поназадают работы — сиди от утра до утра! В каникулы и то работай. А болен — что ж… Думаешь, трудно заболеть, когда дома чёрт знает что? Сколько раз просил: купи лыжный костюм, купи лыжный костюм…
— Юра! У тебя же есть костюм.
— Старый!
— Старый? Сколько же ты его раз надевал?
— Сто!
— Ну, знаешь ли… Прекратим этот разговор. Придёт отец, он с тобой побеседует.
Галина Осиповна, мать Юрки, в таких случаях довольно часто произносила эту фразу, но когда приходил отец, случалось так, что она ничего не говорила ему о сыне. Юрка никак не мог понять, забывает она или просто не хочет выдавать его.
Галина Осиповна поставила на стол молоко в стакане, покрытом испариной, положила булку и ушла в другую комнату.
«Как всё нехорошо, — думал Юрка. — Как всё нехорошо!» И самое страшное, что его угнетало, была мысль: завтра нужно идти опять заменять Павлика.
Неожиданно постучали в дверь.
— Да! — сказал Юрка.
Вошёл Лёня Ёлкин, член совета пионерского отряда.
— Задачку номер сорок восемь решил? — спросил он.
Учитель, несмотря на каникулы, всё же задал ребятам несколько задачек: чтобы не забыли математику.
— Решил, — ответил Юрка.
— Сколько получилось? Два часа десять минут?
— Да, — неохотно отозвался Юрка.
