И, — прибавил он, оглядев собравшихся за столом, — я всем запрещаю тревожить Драконшу — разве что кто-то, ощутив собственную ненужность, не решит покончить с этим раз и навсегда. Драконша становится очень раздражительной, когда какой-нибудь идиот пытается убить ее, и свое раздражение она выместит на моей земле и моих людях, так что я этого не потерплю! — Он угрожающе оглядел сидевших за столом. — Вам все ясно, джентльмены?
Принцы разом кивнули, явно с видом облегчения. Все они видели Ровену — да и слышали ее, — и теперь, ввиду явного запрета короля, могли не беспокоиться о рыцарской чести и достоинстве. Вино текло рекой, и принцы заговорили об охоте с ястребом и о рыцарских турнирах.
— И все-таки мне интересно, зачем Драконша унесла мою дочь, — сказал король Марк, когда они с Фрайдесвайд отошли от стола.
Фрайдесвайд напряглась. «Неужели кто-то рассказал ему о чарах? Если только что-то заставит его захотеть, чтобы Ровена вернулась…»
Но он, очевидно, ничего не знал, поскольку спокойно продолжал:
— В нашей семье ты волшебница, Фрайдесвайд. Узнай, что произошло с моей дочерью и почему это произошло. — Он собрался было уже отойти от нее, но снова повернулся. — Только не огорчай Драконшу, когда будешь узнавать!
«Пожалуй, он не многого и хочет, — подумала Фрайдесвайд. — Ладно, хорошо хоть, не требует немедленного возвращения Ровены. А мне все равно интересно, что же Драконша сделала с Ровеной». — Она взяла плащ, взглянула на небо — полная луна, безоблачно, много света — и во второй раз в этот день направилась по дорожке, ведущей к логову Драконши.
Подойдя к нему, она услышала ужасные звуки — грохот, скрежет, звук натянутой струны, точно кто-то впервые перебирал струны очень плохо настроенной арфы. Она осторожно подошла ко входу в пещеру и заглянула внутрь.
Горел костер, и Драконша растянулась подле него. Прислонившись к спине Драконши, Ровена пощипывала струны арфы, придерживая ее коленями. Весь остальной шум исходил от Драконши и Ровены. Вероятно, они думали, что поют. Наделенная музыкальным слухом, Фрайдесвайд так не думала.
Первой ее увидела Драконша:
— Заходи, Фрайдесвайд.
Похоже, Драконше было весело.
— Ты пришла затем, чтобы поинтересоваться, как себя чувствует Ровена, или чтобы потребовать ее возвращения?
Ровена вскочила на ноги. Арфа грохнулась, что заставило Фрайдесвайд вздрогнуть. Обежав Драконшу, Ровена посмотрела на свою тетушку из-за ее плеча.
— Не пойду назад! — истерично заявила она. — Мне здесь нравится, и я хочу здесь остаться.
Драгоценные камни слетали с ее губ и падали на чешую Драконши.
— Но, Ровена… — начала было Фрайдесвайд.
Не пойду туда! Меня там никто не любит, никто не слушает, а здесь Драконше нравится мое пение.
— И что я должна сказать твоему отцу?
— Скажите ему, что я умерла, — равнодушно произнесла Ровена. — Я туда не вернусь. Никогда.
— Ты уверена, что именно этого и хочешь?
Ровена кивнула.
— А что, если потом передумаешь?
— Ровена свободна сама выбирать, куда ей идти, — лениво заговорила Драконша, — и никто ее отсюда не заберет, раз она хочет оставаться здесь. У тебя не будет с этим проблем, Фрайдесвайд?
— Никаких, леди Драконша, — спокойно ответила Фрайдесвайд. — Хотя если Ровена действительно хочет остаться здесь, то лучше будет сказать, что она умерла.
— И то правда, — согласилась Драконша. — Рыцари, зациклившиеся на спасении плененной принцессы, — это скучно.
— Король Марк запретил тем, кто собрался в замке, тревожить вас.
Драконша усмехнулась, обнажив ряды длинных острых зубов:
— Я уверена, что именно так он и сделал.
— Он, однако, просил меня разузнать, что сталось с его дочерью — и почему с ней это произошло.
— А он разве не знает? — с удивлением спросила Драконша. Повернув голову, она посмотрела на Ровену. — Раз уж твоя тетушка, кажется, не намерена уводить тебя отсюда, дитя, то лучше тебе присесть и успокоиться.
Ровена вернулась к костру, села и прислонилась к Драконше. Драконша кивнула, и Фрайдесвайд пододвинула табурет поближе к огню, сияла плащ и тоже села. Тут было довольно тепло, гораздо уютнее, чем в замке, где даже гобелены на стенах не спасают от холода. «А может, Ровене и правда здесь будет лучше? Она права, полагая, что ее отец и брат не думают о ней, бедный ребенок. Она всегда была простушкой, и если б не ее голос, ей нечем было бы привлечь мужа, если б только отец не пожелал дать за ней большое приданое, а он не желает… а тут я с самыми лучшими намерениями окончательно превратила ее в капризную барышню…» Эти мысли подействовали отрезвляюще.
— Не хочешь ли ты сказать, — спросила Драконша, — что король Марк не знает, какой подарок ты сделала его дочери к дню рождения?
— Именно так, — ответила Фрайдесвайд.
— Этого никто не знает, — сказала Ровена. — Никто, кроме нас троих.
— Ты в этом уверена? — одновременно спросили Фрайдесвайд и Драконша.
— Абсолютно.
— Что ж, это избавляет нас от необходимости придерживаться правды, — сказала Фрайдесвайд, оборачиваясь к Драконше. — Так зачем же вы унесли дочь короля и убили ее?
Драконша ненадолго задумалась.
— Скажи ему, что все дело в диете, что раз в несколько веков Драконша должна съедать девственницу. Скажи ему, что мне следовало бы предупредить его об этом и дать время для жертвенной лотереи и прочей чепухи, но необходимость в девственнице возникла внезапно. Передай ему мои соболезнования в связи с его горем и, — цепкий хвост вытянулся, схватил золотой кубок, доверху наполненный драгоценными камнями, и швырнул его на колени Фрайдесвайд, — отдай ему это за то, что его дочь пролила кровь. Как по-твоему, этого будет достаточно?
Она посмотрела на Фрайдесвайд, но ответила Ровена.
— Ему это понравится, — заверила она Драконшу. — Этот кубок придется ему по вкусу больше, чем я.
Фрайдесвайд кивнула.
— Марк не хочет тебя огорчать, — сказала она Драконше, — поэтому проглотит любую историю, даже если она лишь наполовину правдива, а твоя история абсолютно правдива.
Она поднялась, чтобы уйти, потом вспомнила, что Ровена произнесла этим утром.
— Ровена, ты уверена, что больше никто об этом не знает? Ты кому-нибудь сказала «доброе утро»? Кому?
Ровена безучастно смотрела на нее.
— Утром я разговаривала только с вами, тетушка Фрайдесвайд, больше ни с кем.
— Ты сказала мне, что вычеркиваешь слово «доброе» из своего словаря, потому что от шипов роз больно губам.
— А, вот вы о чем, — хихикнула Ровена. — Я разговаривала с собой, когда смотрелась в зеркало. Я же вам говорила, что меня никто в замке не слушает.
Она рассмеялась, и драгоценные камни посыпались с ее губ прямо ей на колени.
Гарри Гаррисон
