подходит.
— Что? — переспросила меня учительница.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, — вы очень мне помогли.
Итак, что мы имеем? Кира, испытывая чувство вины, исподтишка старалась как-то устроить если не карьеру подруги, то карьеру ее мужа, что у нее неплохо получалось. Но в определенный момент в этом отпала необходимость, так как эстафету покровительства у нее перехватил более сильный и стал опекать не мужа, а жену. Причем строилось все так, чтобы удачи Марийки тут же провоцировали неудачи ее мужа. Чем больше росла она, тем ниже опускался он, что не могло не приводить его в бешенство, о чем свидетельствуют и синяк, и бред о полетах на метле. Зачем Максу это могло быть нужно?
Чтобы окончательно показать Марийке, какое ничтожество ее супруг. Можно всю жизнь прожить рядом с никчемным человечишкой, если он тихо лежит себе на диване, но терпение лопается, когда он же начинает предъявлять необоснованные претензии и распускать руки.
Хотя эти методы не красят Макса. Взять, например, избиение в подъезде Чернова после оплеухи по поводу пирога. Справедливо, но мелко. Как-то по рабоче-крестьянски. Вот если бы он сам дал ему по морде, это было бы красиво, а нанимать для этих целей шпану… И с «ведьмачеством» не все до конца понятно. Да, запугивание мужа мистикой приводит того к истерикам, но, с другой стороны, это опасно и для Марийки — кто знает, что может взбрести в голову этому неуравновешенному типу!
Мои размышления прервал телефонный звонок.
— Я должен срочно с вами увидеться, — шептал в трубку Чернов. — Тут напротив моего дома кафешка, быстро подъезжайте, я жду.
— Смотрите, — скомандовал он, едва я приблизилась к столику, — зуб шатается.
— И что? — не поняла я.
— Раньше не шатался. И седина, у меня никогда не было седины. — Он потряс передо мной давно не мытой головой. — Как вы это объясните?
— Вы стареете, — вынуждена была констатировать я, — так всегда: сначала седеют и выпадают волосы, за ними в путь устремляются зубы, потом обвисает кожа, появляются глубокие морщины, пальцы становятся крючковатыми из-за больных суставов, глаза хуже видят, сердце работает с перебоями, и человек умирает.
— Вот, — с торжеством согласился он, — и я так думал. А она все молодеет и хорошеет. Как вы думаете, это она отнимает у меня жизненные силы? Смотрите, что я сегодня нашел под кроватью, со стороны своей подушки.
Он аккуратно, двумя пальцами, достал из кармана баночку с серой веревочкой внутри.
— Что это? — с брезгливостью отодвинула я его руку от своего лица.
— Крысиный хвост, — выпучив пуговки, возвестил он, — настоящий хвост дохлой крысы. Я как нашел — сразу к зеркалу, а там — это, — он опять тряхнул седеющей головой над моим столом, — и зуб. За одну ночь!
— Ничего подобного, — решила не грешить против истины я, — вчера седины у вас было не меньше. Просто вы давно не смотрелись в зеркало. Успокойтесь, и давайте вместе подумаем, откуда под вашей кроватью крысиный хвост. У жены спрашивали?
— Я что, похож на самоубийцу? — возмутился он. — Как только она догадается, что я все знаю, так сразу порешит меня, не дожидаясь тридцать первого числа. А это? — словно фокусник, вытащил он что-то из другого кармана. — Как вы сможете объяснить это?
На стол мне упала небольшая коробочка, в которой покоились остриженные ногти, прядь темных волос, пузырек с бурой жидкостью.
— Это ногти, волосы и анализы, — бодро ответила я, — в отличие от крысиного хвоста, добываются легко и непринужденно.
— Шутите? — разозлился вдруг он. — Ну, ладно. Больше вы у меня копейки не получите. Сам все сделаю, а про вас в газету напишу. У меня уже все продумано и готово.
Он сгреб свои сокровища, распихал их по карманам и выскочил за дверь. Пожалуй, я погорячилась. Да, он вызывает у меня антипатию, но и его противники работают не совсем гуманными методами. Так и до самоубийства довести можно. Я взяла телефон, чтобы извиниться, и тут мой взгляд упал на соседний стул. Не буду звонить, сам придет — барсетку оставил, недотепа. В ожидании клиента я решила заказать кофе, но барсетка на стуле не давала мне покоя.
Урожай оказался достойным моей дерзости, и я, закончив свои дела, спокойно дождалась возвращения потного от быстрой ходьбы усача.
— Извините, — официальным тоном произнесла я, — ирония в данном положении действительно неуместна, а ситуация серьезна, как никогда. Я уже близка к достижению окончательного результата расследования, и до наступления Нового года смогу обеспечить защиту невинному.
— Тогда ладно, — согласился Чернов, подозрительно косясь на барсетку, — я вас прощаю. Расскажите, как собираетесь меня защищать.
— Пока линия защиты находится в состоянии тайны следствия, — понесла я витиеватую чушь, — но вы можете спать спокойно. Вам ничто не угрожает.
Мой клиент помолчал, осмысливая сказанное, потом будто встрепенулся и наигранно-патетическим тоном произнес:
— Вы, кажется, забыли. Я просил защитить не столько меня, сколько мою жену. Представляете, что будет, если в новогоднюю ночь она вздумает летать на метле и продавать душу дьяволу? Как вообще происходит этот ритуал? Это опасно?
— Не беспокойтесь, я почитала литературу и знакома с тонкостями ритуала. Все будет хорошо.
Осталось прояснить один момент, и все встанет на свои места. Я дождалась, когда Чернов скроется в подъезде своего дома, и поднялась на чердак.
Почему от самой обычной зимней ночи ждешь чего-то необычного? Рецидивы обиженного детства, так и не поверившего, что Дед Мороз на детсадовском утреннике — толстая нянечка тетя Клава? Понимаешь, что все будет, как обычно, цинично усмехаешься затаившемуся в тебе ребенку, но все равно ждешь?
Так получилось, что в этом году супруги Черновы остались без компании. Нет ничего хуже новогодней ночи вкупе с опостылевшим супругом. Никому не нужные салаты лениво оплывают на столе, робкая попытка создать романтическую обстановку с помощью украшенной мишурой свечи трещит по швам где-то между бутербродами с икрой и селедкой под шубой, символизируя никчемность и тщетность, телевизионное веселье не зажигает, а только будит зависть. Когда там двенадцать-то? Еще часок ради приличия, и можно идти спать.
Внезапный звонок в дверь заставляет супругов вздрогнуть. На пороге Фанузя с блестящей мишурой на голове, в длинном платье с розами и люрексом и открытой бутылкой шампанского в руке. Ее счастливая мордашка заставляет улыбнуться и хозяйку, соседка приносит с собой шум, неразбериху, суматоху:
— Проводим старый год, соседи, ну-ка, быстренько, по бокальчику шампусика! Валерик, не ломайся. Не любишь шампанское? Ну, глоточек, еще один.
— Отстань, Фанузя, от этих газов только живот пучит, — сердито отмахнулся сосед.
Некоторое время Фанузя еще пыталась расшевелить хозяев, включила погромче телевизор и даже попыталась организовать танцы, ее вяло слушались, но физиономии у Черновых были такими кислыми, что веселая соседка махнула рукой, пригрозила вернуться и упорхнула на свой этаж.
Супруги молчали.
— Валера, — начала, наконец, Марийка, — так больше продолжаться не может. Ты же видишь, что мы — совершенно разные люди. Давай прекратим играть в этот счастливый брак.
— Ты опять за свое?
— Опять.
— Хорошо, давай это обсудим. Только сначала — выпьем, развод разводом, а праздник никто не
