Сапожникову как объяснили, что весь мир состоит из материи, так он сразу и понял, что материя должна как-нибудь выглядеть. А всякие там кванты света, которые одновременно и частица и волна, его начисто не устраивали, и он полагал, что, значит, как теперь говорят, модель еще не придумана, и уж он-то, если понадобится, конечно, придумает наверняка. До сих пор у него нужды не возникало.
— Твердое тело, жидкое тело, газообразное тело, — зудело у него в ушах услышанное в школе.
— А дальше что?
— А дальше пустота, — сказал учитель.
— А в пустоте что?
— Ничего.
— Значит, мир состоят не только из материи?
— А из чего же еще? — спросил учитель.
— И из пустоты, — сказал Сапожников.
— Пустота — это не вещество, это пространство, ничем не заполненное, — сказал учитель. — Потому в космосе так холодно, почти абсолютный нуль. Нет частиц, которые сталкивались бы.
— Значит, движению тел ничто там не мешает?
— Вот именно.
— Почему же тогда все планеты и звезды не собрались в одну кучу?
— А почему они должны собраться?
— Закон Ньютона…
— Должны были упасть друг на друга.
— Ну ты же не веришь в притяжение, — сказала завуч.
— Но вы же верите?
— Останешься после уроков.
— Хорошо, — сказал Сапожников.
Сапожников считал, что всякая материя должна как-нибудь выглядеть. А что никак не выглядит, то и не материя. А раз не материя, то этого и нет вовсе.
— А совесть, а мораль, а чувства?
— Что чувства?
— Они же никак не выглядят. Значит, нематериальны.
— Почему? Раз я что-то чувствую, значит, что-то происходит, значит, что-то влияет на что-то, значит, какие-то частицы сталкиваются или колеблются, самая материя и есть, — сказал Сапожников. — А если не колеблются и не сталкиваются, никаких чувств нет, одно вранье. Все рано или поздно объяснится.
— Какое грубое воображение у этого мальчика, — сказала завуч. — Даже странно в таком возрасте. Ничего святого…
— А что такое святое? — спросил Сапожников.
— Святое, милый друг, это когда люди что-нибудь считают высоким… идеальным… Может быть, тебе и это объяснять надо? — спросил учитель.
— Не надо.
— Ты, случайно, не марсианин? — спросила завуч. — Ах да, ты из Калязина… Такие понятия надо всасывать с молоком матери.
— Значит, понятия — это вещества? — спросил Сапожников.
И так во всем. Кстати, это был первый раз, когда Сапожникова спросили, не марсианин ли он. Потом его спрашивали не раз. Но он не признавался. Говорил 'я и сам не знаю'.
— Фокусник ты, — сказал учитель после педсовета, где обсуждалась судьба Сапожникова, — фокусник ты. Зачем делаешь вид, что не понимаешь, о чем речь? Ты всерьез думаешь, что математика не нужна? Да без нее в физике ни шагу.
— Наверное, — сказал Сапожников.
— А зачем завуча дразнишь? Зачем сказал, что можешь решить теорему Ферма?
— Могу. Частично, — сказал Сапожников.
— Ну вот, опять за свое — триста лет академики решить не могут.
— Они сложно решают. А Ферма написал, что нашел простое решение. Я же читал. Правда, могу. Не для всех чисел. Для некоторых.
— Да ты сдачу в магазине толком не можешь подсчитать! Что я не знаю?
— Я округляю.
— А для каких чисел можешь решить? — спросил учитель.
— Для Пифагоровых.
— То есть?
— Ну, который квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Для других не пробовал.
— Ну?
— Ну, например, три в квадрате плюс четыре в квадрате равно пять в квадрате. Так?
— Ну? — нетерпеливо спросил учитель.
— Ну вот, для таких чисел из которых получается это равенство, могу доказать.
— Что именно?
— Что от этих чисел все другие степени — кубы, четвертые и так далее — никогда не дадут равенства.
— Ну-ка, давай на доске.
Перешли к доске.
— Давай по порядку, — сказал учитель. — Сначала саму теорему. Надо доказать, что а в степени n плюс b в степени n никогда не равняется с в степени n, при n больше двух — пишу an+bn не равно cn при n больше двух.
— Ага, — сказал Сапожников.
— Ну и как ты это доказываешь.
— Только для Пифагоровых, — сказал Сапожников. — Для других не пробовал.
— Да, да, не тяни.
— А вот так — 33+43#53- могу доказать, что не равняется.
— Господи, не тяни.
Сапожников вдруг остановился и выпучил глаза:
— Да что ты. Ведь триста лет ждали… А если сейчас все решится вдруг…
— Да что ты за человек?! — крикнул учитель.
— Каждая степень — это умножение, так? — сказал Сапожников.
— Так.
— А каждое умножение — это сложение, так?
— То есть?.. Ну, можно сказать и так. И что из этого вытекает?
— А то вытекает, что 33+43#53можно записать так: 32+32+32+42+42+42+42#52+52+52+52+52, а теперь по обеим сторонам можно вычеркивать по Пифагорову равенству.
— Ну вычеркивай.
Сапожников стал вычеркивать поштучно. Начал с левой стороны, потом перешел на правую, и когда все тройки квадратные с левой стороны кончились, то осталась одна четверка квадратная, а с правой остались две пятерки квадратные: 42#52+52.
— Лихо, — сказал учитель.
— И всегда так, — сказал Сапожников. — Когда степень больше двух… Если начинать вычеркивать, то слева материал быстрей кончается, а справа еще остается. Это же очевидно.
— Мне надо подумать, — сказал учитель..
Он ушел думать. Думал, думал, думал, а потом на педсовете сказал:
— Этого мальчика нельзя трогать. Надо его оставить в покое. — И рассказал о теореме Ферма для Пифагоровых оснований.
Но всем было очевидно, что Сапожников, который магазинную сдачу округлял и складывал пять и семь, воображая столбик, не мог решить теорему Ферма ни для каких чисел.
— Он, наверно, у кого-нибудь списал, — предположила преподавательница литературы.